Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— То-то и оно… а это зверь хитрый, ему малости хватит, чтоб насторожиться. И Нира твоя, если не дура, все поймет. Простит… думаю, что простит.
Гарм потер щеку, на которой третьего дня появилась весьма характерная отметка, наглядно продемонстрировавшая, что Гармова пышнотелая невеста с черпаком управлялась весьма ловко. И к слухам была не так уж равнодушна…
Но помирились же! И выслушала она Гарма! И вон пирожков напекла, правда, тот делает вид, что их уже не осталось, но Нат-то чует! У него чутье хорошее…
Дело даже не в пирожках, а в том, что Нира тоже простит. Хотелось бы думать, что простит.
— И на будущее, парень. Договорись с женой… случай-то первый, да не последний. Потом мало ли куда тебя занесет… Райдо вон службу прочит. А по службе секреты всякие случаются. Одними, конечно, и поделиться можно, а другими — никак нельзя. И хорошо бы, чтоб знала она, о чем стоит спрашивать, а о чем не след.
— И как?
— Прямо. Словами.
Нат покосился, но, убедившись, что собеседник и не думал издеваться, кивнул: оно понятно, что не жестами. Но где подобрать правильные слова?
— Не бойся ее обидеть. Поймет. Или не поймет. Но тогда уж пусть лучше не понимает сразу, пока вам нечего особо делить. Но я думаю, что она — девочка сообразительная… хотя нет, скорее мудрая… уж не знаю, откуда что берется, но женщины — или равнодушные, или мудрые, или дуры… будем надеяться, что тебе повезло. Еще пирожка хочешь?
Нат кивнул. Если уж слушать, то лучше на полный желудок. Он поднял воротник куртки и головой тряхнул: погода к вечеру окончательно испортилась. И начавшийся дождь грозил затянуться, а значит, он, Нат, вымокнет. Странное дело, прежде-то он спокойно воспринимал и дождь, и снег, и прочие неудобства. А тут вдруг неимоверно захотелось домой. И чтобы камин. Нира с книгой. Или без книги, но главное, чтобы улыбалась… и простила его за грубость. А Нат найдет слова, объяснит как-нибудь, что не собирался ее обижать, но напротив, защитить пытался.
Правда, попытка эта какой-то кривой вышла.
Ничего, Нат вернется и попробует снова. И будет пробовать раз за разом, пока что-нибудь да не получится. Райдо не зря говорил, что Нат упертый.
— Ох, ты глянь… хорошо идут, — сказал Гарм, приподнимаясь на стременах. — С факелами… вот скажи, дорогой мой мальчик…
— Я не дорогой.
В лиловых сумерках город гляделся далеким, а огни факелов и вовсе были с трудом различимы.
— …они нас совсем за дураков держат? — Гарм спешился и повод кинул на ветку.
Куртку повесил на другую. Сняв рубашку, аккуратно сложил ее в седельную сумку.
— Облава… вот кого можно в лесу ночью искать, а? Разве что собственную задницу… разбойники… дураки-разбойники…
Он разулся и носки стянул, скатал в аккуратные комки, которые спрятал в ботинки. Пошевелил босыми ступнями.
— И мы не умнее, если в это дерьмо ввязались…
Огней становилось больше. Рыжие муравьи, вот на что это похоже… суетятся, сталкиваются друг с другом, подпитывая силой… множатся, множатся, того и гляди, станет их столько, что и не управиться.
— Ты знаешь, что делать. — Гарм больше не ворчал и выглядел немного иначе, чем обычно.
Более серьезный? Сосредоточенный.
— Только на рожон не лезь, ладно?
— Не буду, — пообещал Нат, чувствуя неприятный холодок.
— И себя побереги… шкуру… шкура-то…
Гарм не договорил. Он менял облик медленно, кажется, с трудом. И зверь, вставший на опушке леса, долго пытался отдышаться, он кашлял, а из раззявленной пасти текла слюна.
Огромный.
Черный.
Жуткий, наверное… будь Нат человеком, испугался бы. Правда, он человеком не был и, спешившись, стянул рубашку. Подумалось, что запасную он как раз-то не взял и теперь придется так возвращаться, но с другой стороны, можно и не возвращаться. Следом пойти. Нат темной масти, незаметной…
Гарм оскалился. Нет, мыслей читать он не умел, но успел неплохо Ната изучить.
— Да я просто…
Зверь коротко рявкнул.
— Ладно, ладно… буду сидеть тихо. Смотреть и по обстоятельствам.
Зверь потянул носом — огоньки приближались, а ветер донес острый будоражащий запах людей…
— Слушай, а можно я твою куртку возьму? А то ведь околею, простыну, Райдо ругаться будет…
И Нира огорчится. Хотя… если огорчится, то простыть стоит? И глядишь, огорчившись, простит? Мама, когда Нат заболевал, ему все-все прощала и еще варила куриный бульон с луком и морковкой.
Бульон был вкусным.
Нат бросил рубашку. Клацнули челюсти, и на землю полетел тряпичный ком.
— Погоди. — Нат спешился. — Кровь же…
Флягу со свиной кровью Гарм держал при седле. Запахло резко, сладко, и запах этот породил судорогу, живое железо рвануло.
Лес.
Дым.
Кровь.
Охота, которая совсем рядом. И Нат достаточно здоров, чтобы пройти по следу, тем паче что след этот будет широк.
Он сглотнул слюну и отвернулся.
Люди идут к дому. Люди собираются убить Райдо. И самого Ната. И разве не справедливо, если Нат тоже убьет? Смерть за смерть. Кровь за кровь. Он заставил себя дышать и руку сунул в рот, прокусил. Стало легче. Не безумие, но просто Нат давно не выходил на охоту. А это тоже неправильно. Ничего. Когда все это закончится… а ведь закончится когда-нибудь, верно? Пока же стоит думать о чем-нибудь хорошем.
О доме.
О Нире.
…мудрой Нира себя не ощущала. Вот ни на мгновение.
Скорее дурочкой.
Истеричной слезливой дурочкой, которая, вместо того чтобы выслушать, наорала, а теперь Нат уехал и, когда вернется, не сказал. И вернется ли вовсе.
Наверное, уже жалеет, что с нею связался…
…и про рубашки эти…
…ерунда какая… ей не тяжело зашивать, хотя там шить уже нечего, латка на латке стоит, и кажется, что эти рубашки сами состоят из лоскутов. Но не рубашек жаль, а Ната, которому приходится нелегко…
Нира всхлипнула и решительно вытерла слезы: они никогда и никому еще не помогали. Что делать? Мириться. И выяснить наконец, что происходит. Нет, Нира крепко подозревала, что желания эти ее взаимоисключающи, но хотелось всего и сразу.
Еще плакать.
Но Нира с собой справилась. Умылась. Поглядела в зеркало и поспешно отвернулась, до того она была нелепа, некрасива даже, с бледной кожей, с носом покрасневшим и глазами заплаканными. И как это у Мирры получается оставаться красавицей даже в слезах?
Вспомнив о сестре, Нира тряхнула головой. В ней дело. И в матушке с ее стремлениями заполучить усадьбу, и в отце, который слишком слаб, чтобы ей помешать, и еще в том, чего Нира не знает. А она, как выяснилось, не знает слишком многого. Это Нат сказал. И от слов этих стало обидно-обидно, получилось, что будто бы Нира в своей семье и вправду чужая, лишняя, вот и не доверяют… а она… она не лишняя. Она сумеет все выяснить.