Она посмотрела на Альрауне и напомнила ему, что это была часть игры, что они должны сидеть тихо. Он снова вроде бы принял это, хотя и посмотрел на мать с подозрением, и, когда Алиса обняла его, чтобы ему было удобнее, мгновение он сопротивлялся ее объятию.

Но потом он прислонился к ней и быстро забылся, по-видимому, спокойным сном.

От беспокойной дремоты Алису разбудил звук марширующих шагов охранников снаружи. Она резко села, вспоминая. Я в этом крошечном уголке польского барака, и Менгель хочет Альрауне, а я должна прятать его.

Это был один из самых мрачных дней в Освенциме: дождь не прекращаясь барабанил по крышам бараков, и вонь застоявшихся болот просачивалась всюду.

Алиса решила сообщить об исчезновении Альрауне после утренней переклички. Она обдумывала, каким должно быть ее поведение. Слезы и взволнованность, а потом мрачное подчинение? Да, все офицеры и большинство охранников должны знать о том, что случилось в Бухенвальде, они должны знать, что Альрауне не был любимым ребенком, оставшимся от потерянного мужа, но был живым напоминанием о жестоком изнасиловании. Но не слишком много слез, думала Алиса. Лучше не переборщить с этим, это настоящая жизнь, а не кино. И еще, я думаю, какое-то раздражение — негодный ребенок, я не могу все время следить за ним... Как я могу знать, куда он пошел или залез?.. Я просто решила, вы должны знать, что он убежал...

Да, я должна сыграть именно так. Слегка погоревать, а потом хмуро разозлиться.

Она должна их убедить. Алиса выдавила несколько слезинок, а потом замолчала. Нет, она не представляла, где мог быть ребенок. Да, он был с ней в бараке перед утренней перекличкой. Да, она даст им знать, если он вернется. Она видела, что они посчитали это относительно неважным — дети всегда где-то болтаются, они любопытные существа. Может быть, попозже они его поищут, но теперь она должна вернуться в свою часть лагеря.

Они не знают о планах Менгеля, подумала Алиса, осторожно продвигаясь к прачечным. Вот когда будет действительно время проверки... Прикажет ли Менгель тщательно все обыскать? Насколько он заинтересован в том, чтобы Альрауне участвовал в его эксперименте?

Полячки выполнили свое обещание: Альрауне перенесли в узле простыней и положили в маленькую комнату с каменным полом в конце длинного узкого коридора. В комнате было мало вещей: несколько стиральных досок и два больших бельевых катка, стоящие над дренажными дырами. Банка с каким-то чистящим порошком, чуть-чуть пахнущим старомодным щелочным мылом. Алисе это место показалось ужасным, но сейчас тут вроде бы было безопасно. Две полячки проведут с Альрауне столько времени, сколько смогут, а Алиса попытается днем проскользнуть сюда незамеченной. Если женщины услышат, что идет охрана, у них будет время, чтобы выйти, сказали они. Они будут очень внимательны.

Алиса вернулась в прачечный блок после обеда, проделав это так открыто и беспечно, что, если кто-то из охраны увидел бы ее, он бы подумал, что она направлена сюда работать. У нее в рукаве для Альрауне были спрятаны кусок хлеба и квадратик сыра, который был тугим, как резина. Две полячки из прачечной смотрели на нее, кивая почти незаметно, чтобы дать понять, что все хорошо, и Алиса прошла по проходу в ужасную комнату. Там по-прежнему был крошечный лучик света от маленьких окон, но тени начали двигаться по полу, и во мраке катки стали похожи на злорадных чудовищ, существ, которые сожмут твои руки и лодыжки и своими вращающимися пастями перережут тебя... Твоя кровь будет стекать по их валикам вниз в дренаж как раз под ними... Альрауне заперт тут весь день, он наблюдал за машинами? Он тоже видел эти зловещие картины, которые видела Алиса, и испугался?

Алиса настроила себя, чтобы создать веселую атмосферу; она принесла один из кусочков сланца, на котором Альрауне любил выцарапывать бессмысленные рисунки, и цветные мелки, которые они смогли выторговать у одного из охранников. Еще она связала ему крошечную куколку из куска бечевки и пела колыбельные из своего собственного детства, не повышая голоса, хотя толстые стены комнаты заглушили бы любой звук. Ее разум постоянно обдумывал планы их следующего движения. Она думала, что Альрауне проведет ночь в кухонном блоке, а она снова сможет проскользнуть к нему, ведь его нельзя оставлять в темноте одного. А потом среда, день, когда он нужен Менгелю. Она раздумывала, сможет ли использовать затею с прачечной корзиной, чтобы вынести его. Насколько это будет рискованно?

Было невозможно узнать точное время, но все шло к вечерней перекличке, и она как раз думала, что выскользнет и будет у себя к этому времени, когда снаружи внезапно послышался шум. Сердце Алисы забилось от страха, она тут же попятилась в угол комнаты, увлекая с собой Альрауне.

— Мы все еще играем в прятки, — сказала она, — поэтому нам нужно сидеть тихо, как маленьким мышкам. — В темных глазах вспыхнуло непонимание. — Но завтра, — продолжала Алиса, ненавидя себя, — наша очередь быть большой пушистой киской, которая будет всех преследовать, и это действительно будет очень интересная игра. — Она говорит чепуху, он никогда в жизни не видел кошек. — Когда-нибудь у тебя будет своя кошка, — сказала она, — прелестная черная пушистая кошка с зелеными глазами. Она будет только твоя, она будет мурлыкать и сворачиваться в клубок у тебя на коленях. Но пока что мы две маленькие мышки, и мы не должны издавать ни писка.

Теперь охрана была снаружи — они, должно быть, вошли так неожиданно, что у полячек не было времени предупредить Алису. Не было времени вынести Альрауне. В этом не было ничьей вины. Но охрана уйдет или обыщет тут все? Алиса сжала кулаки. Пожалуйста, Господи, пожалуйста. Господи... Двери рывками открывались и закрывались, это была главная входная дверь? Они снова уходили? Двадцать секунд она осмеливалась верить, что они ушли. А потом она услышала металлический звон сапог охранников о каменный пол коридора снаружи, и эти удары словно отпечатывались у нее в сердце. Ненавистный звук. Она вжалась в угол за самым большим из катков, обняв Альрауне, прикрыв одной рукой его рот, потому что был шанс... маленький, малюсенький шанс, что, даже если охрана заглянет сюда, они не увидят две фигуры, сидящие на полу в тени. И если они смогут оставаться беззвучными, если Альрауне не заплачет... Не дай им войти сюда, молилась Алиса. Но если они войдут, не дай им увидеть нас...

Она оставалась абсолютно неподвижной, ее собственное сердце бешено колотилось, она чувствовала тепло Альрауне у себя на плече, вжималась в стену и пыталась сжаться вместе с ним, как люди в сказках в ее детстве. Как эта другая Алиса, которая падала по кроличьей норе и выпила что-то, что сделало ее маленькой. Если бы я только могла сейчас это сделать... Если бы только я могла сделать так, как дети, и верить, что, если я закрою глаза, никто меня не увидит...

Дверь распахнулась, и свет заструился внутрь. Два охранника стояли в дверном проеме, оба держали в руках автоматы. Алиса вздрогнула и почувствовала, как Альрауне дрожит.

— Вот она, — сказал один, указывая на нее, — и ребенок.

Они двинулись вперед, и Алиса увидела третьего. Он оставался в затененном коридоре, но, когда он повернул голову, свет осветил его лицо, и она увидела стеклянный диск на одном из его глаз.