— Мы скажем, что он исчез, что он куда-то уполз. Как сказал кто-то — о, это была ты, да, Базена? — Освенцим такой большой, что ребенок может потеряться на много дней.

Они благодарно ухватились на это предложение. — Мы можем быть очень убедительными, и это может сойти с рук.

— Лу, ты должна быть самой убедительной, ты должна выглядеть потерявшей рассудок. Но ты сможешь это сделать, правда? Ты играла в кино, и ты сможешь это сделать?

— Да. Я смогу, — сказала Алиса.

— Остальные будут притворяться даже обрадованными, что Альрауне исчез. Надо дать им понять, что он был неприятен нам, путался под ногами, требовал, чтобы за ним следили и кормили его, не давал нам спать своим плачем...

Русская девушка сказала:

— Это будет самый большой риск, но, если мы сможем управлять собой и своими нервами, мы можем справиться.

Тут в голове Алисы что-то щелкнуло, и словно в озарении она подумала: риск! Все дело в том, чтобы управлять собой! Я лучше, чем кто-либо, знаю все о риске и о том, как управлять собой!

Усталость исчезла, и она выпрямилась.

— Я думаю, это может сработать, — сказала она. — Но только если вы все готовы так рисковать — я имею в виду допрос. Даже если одной из вас не нравится эта идея или вы боитесь, я не стану этого делать.

— Мы все готовы рискнуть, — произнесло несколько голосов, а остальные женщины просто закивали.

— Конечно, мы все напуганы, — сказала одна из них. — Лично я в панике, но нельзя даже думать о том, чтобы Менгель мог использовать малыша в своих экспериментах. Я сделаю все что угодно, вместе со всеми вами.

Алиса отчаянно старалась не заплакать. Она думала: если я доживу до ста лет, если мир рухнет и планеты собьются с орбит, у меня никогда не будет таких хороших и преданных друзей, как эти женщины. Эти замечательные женщины, которые стали мне ближе, чем сестры, которые готовы притворяться и рисковать жизнью, чтобы защитить Альрауне.

Остальные уже двигались дальше, обсуждая детали. Русская девушка волновалась из-за того, что Альрауне будет напуган.

— Он может нас выдать, даже не понимая этого.

— Только если Лу не скажет ему, что это новая игра...

— Версия пряток...

— Мы все можем сказать ему это; мы можем сделать вид, что все в это играем.

— Когда мы это сделаем?

— Сегодня, — сказала Илена, глядя на Алису. — Мы не можем откладывать.

— Но что надо сделать прежде всего?..

— Я сейчас проберусь в барак к полякам, — вызвалась русская девушка. — Я могу увернуться от огней, и охрана меня не увидит.

Бараки больше не запирались, чтобы охрана могла проводить неожиданные проверки, но патрульные группы ходили по лагерю всю ночь. Суть была в том, чтобы увернуться от них и от огней, которые постоянно разрезали темноту.

— Это будет опасно, Мария, — неуверенно сказала Алиса. — Лучше пойти мне.

— Нет, потому что они не очень хорошо говорят по-английски, а я чуть-чуть знаю польский, — сказала Мария. — Достаточно, чтобы они поняли, что мы хотим попросить их любым способом спрятать Альрауне до завтра. Места в их бараке более чем достаточно...

— Хорошо. Но что завтра? Мы не можем подвергать польский барак риску более чем на несколько часов.

— Нам нужно продумать все на пару часов вперед, — сказала Илена. — Может быть, завтра ночью в прачечную, может, в кухни.

— Мы как-нибудь это устроим, — сказала Мария, подходя к двери. — Я готова. Кто-нибудь, посмотрите в окно за огнями.

— Я посмотрю, — вызвалась Базена. Когда она слегка подняла уголок одного ставня, свет немного проник в барак. — Все в порядке, Мария. Нет, подожди, они пустили их сюда... о нет, все в порядке, они снова уходят... Давай!

Когда Алиса с Альрауне на руках выскользнула из барака, забрезжил слабый безжизненный рассвет.

Трубы крематория с немым запретом на что бы то ни было возвышались в сером небе. Разлетающийся пепел покрывал все крыши вокруг, и тяжелый запах держался в воздухе. Значит, печи недавно горели. Не думай об этом.

Когда я пройду через это, думала Алиса, украдкой пробираясь к польскому бараку, и когда я буду оглядываться назад, в этих воспоминаниях никогда не будет цвета. Все всегда будет в тени черного и серого.

Она упорно шла вперед, крепко обняв Альрауне, молясь, что он достаточно хорошо все понял, чтобы молчать. Но ему был, очевидно, интересен этот неизвестный ночной мир, и он молчал. Оказалось легче, чем Алиса смела надеяться, увернуться от охраны. Частично потому, что они двигались по привычному маршруту, и каблуки сапог звенели о грубые плиты двора, предупреждая об их приближении.

Огни все еще перемещались по лагерю, в этом свете они были похожи на огромные бледные глаза без век. А если мы тебя найдем, мы повесим или расстреляем тебя, моя дорогая...Не думай об этом. Думай только о том, чтобы держаться в тени, чтобы не попадать в круги ужасного мертвенно-бледного света. И прячь голову Альрауне у себя на плече, потому что он смотрит на огни...

Женщины в польском бараке ждали ее, они впустили их, что-то восклицая про малыша, который должен быть спрятан от Ангела смерти, перешептываясь о своих планах. На остаток ночи мадам и малыш останутся в маленьком пространстве под крышей, там неудобно, но места хватит. А завтра, после утренней переклички, маленького можно будет тайком пронести в прачечную, у них уже все продумано. Охапка белья из охранной части, чтобы спрятать его, никто ничего не заподозрит. Трое, которые работали в прачечной, будут держать его в тихом уголке, в том блоке много таких мест, и никто не узнает, что он там. А потом, может быть, кухни.

— Нет, — сказала Алиса, обрадованная, что, несмотря на предупреждение Марии, некоторые из них чуть-чуть понимали по-немецки. — Нет, я не могу навязываться к вам после сегодняшней ночи. Мы унесем его куда-нибудь. Но ваша помощь сегодня значит для меня больше, чем я могу выразить словами. — Она подумала, что они поняли, наверное, только половину из ее слов, но она знала, что они поняли все чувства, скрывающиеся за словами.

Место под крышей было меньше, чем она ожидала, но оно было достаточно большим, чтобы они вдвоем могли свернуться в клубок, опершись на деревянные стропила. Кто-то передал одеяло, и кто-то еще передал полчашки теплой жидкости; Алиса не могла понять, что это было, но она с благодарностью выпила немного и дала несколько глотков Альрауне. Завтра, после переклички, она разыграет спектакль, и от него будут зависеть их жизни. Она сообщит охране, что Альрауне пропал, и она сыграет сумасшедшую мать. Это сработает? Сможет ли она обмануть Менгеля? Время исчезновения было не очень хорошим, оно было слишком подходящим, слишком близким к тем графикам, которые видела Илена, но ничего не поделать. Это лучшее, что они могли сделать. Охрана будет искать Альрауне, и, если они не найдут его, Алису, возможно, будут подозревать в разработке какого-то плана и казнят.