Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Советы были воодушевлены, когда во время первой встречи Бейкера и Шеварднадзе в Вене, Австрия, в марте 1989 года Бейкер сообщил своему советскому коллеге, что пересмотр администрацией Буша переговоров по СНВ продвигается и можно ожидать, что он будет завершен к концу апреля. Но апрель подошел к концу, и все, что получили Советы, — это мрачный прогноз Дика Чейни, побудивший Шеварднадзе пожаловаться своим помощникам: «Неужели американцы ничего не хотят сделать, чтобы помочь нам? Неужели это мы должны делать все ходы? Мы предпринимаем эти огромные шаги, и все, что мы слышим из Вашингтона, — это еще больше! Еще! Вы должны делать больше!»
Столкнувшись с нулевыми доказательствами какой-либо политической инициативы, исходящей из Вашингтона, Горбачев взял дело в свои руки. Во время своей встречи с Джеймсом Бейкером в Москве в начале мая 1989 года Горбачев заявил, что готовится объявить об одностороннем выводе 500 советских баллистических ракет малой дальности из Восточной Европы. Для Бейкера заявление Горбачева не могло быть более неприятным. В тот самый момент США были втянуты в политический спор со своими союзниками по НАТО по поводу будущего ракетной системы малой дальности «Лэнс», оснащенной ядерным оружием. США стремились модернизировать существующие силы из 88 ракет, базирующиеся в Западной Германии. Западно-германское правительство не только категорически выступало против любой модернизации «Лэнс» на своей территории, но и настаивало на его полной ликвидации.
Горбачев сказал Бейкеру, что это первоначальное разоружение не должно рассматриваться США как политически мотивированное, а, скорее, как первый шаг в ликвидации всех ядерных сил малой дальности в Европе, включая ракету «Лэнс». Бейкер, однако, рассматривал инициативу Горбачева именно так — политически мотивировал точку зрения, которую разделяли Брент Скоукрофт и другие в Белом доме Буша.
Посол США в Советском Союзе Джек Мэтлок настаивал на том, чтобы новая администрация Буша использовала возможности, созданные гласностью и перестройкой, и при первом же случае провела встречу на высшем уровне с Горбачевым. Однако Бейкер, Скоукрофт и другие советники президента воспротивились, вместо этого подтолкнув его отреагировать на инициативу Горбачева своей собственной инициативой, в данном случае предложением о реализации проекта «Открытое небо», впервые выдвинутой при администрации президента Дуайта Эйзенхауэра в конце 1950-х годов. Американская инициатива была встречена с тревогой со стороны Советов.
Визит Джека Мэтлока в Воткинск 9-10 июня был периодом изолированного затишья в бурном море американо-советских отношений. К концу месяца посол США был вызван обратно в Вашингтон, округ Колумбия, для проведения консультаций. В то время как он был обеспокоен медленными темпами, предпринятыми администрацией Буша в разработке и подготовке к реализации советской политики, Мэтлока еще больше беспокоило то, что он считал растущей уязвимостью Михаила Горбачева перед теми самыми силами нестабильности, которые были развязаны его политикой гласности и перестройки. На обратном пути в США Мэтлок записал шесть ключевых вопросов, на которые необходимо было ответить в связи со сложившейся обстановкой.
Сначала Мэтлок обратился к выборам в Совет народных депутатов. Горбачев назвал эти выборы поворотным моментом. «Он прав?» — спросил Мэтлок. Он отметил, что еще слишком рано говорить об этом. Но выборы высвободили силы, которые, если им не предоставить надлежащую политическую программу, могли бы восстать и бросить вызов верховной советской власти. Горбачеву нужно было быть осторожным.
Во-вторых, насколько опасно то, что Мэтлок назвал «негативными тенденциями»: пустые полки в магазинах, дефицит бюджета, этнические и национальные волнения. С точки зрения посла, это действительно было очень угрожающе, особенно если они могли вылиться в единственный источник гнева и разочарования. Опять же, Горбачеву нужно было бы действовать осторожно.
В-третьих, Мэтлок поставил под сомнение жизнеспособность Горбачева как советского лидера в течение следующих пяти лет. И если бы Горбачев был свергнут, какие силы свергли бы его? Посол полагал, что выборы в Верховный Совет и назначение Горбачева главой этого органа практически гарантировали, что он переживет свой пятилетний срок. Худшая угроза исходила бы от самого Съезда народных депутатов и его способности свергнуть Горбачева на следующих выборах.
В-четвертых, каковы были бы последствия отстранения Горбачева от власти? Мэтлок считал, что это трагедия для советского народа, но не для Соединенных Штатов.
В-пятых, существует ли организованная оппозиция перестройке? Мэтлок отметил, что с местной и региональной точки зрения произошел некоторый откат. Но на национальном уровне перестройку по-прежнему принимали с распростертыми объятиями. Однако это может измениться, если условия не улучшатся.
И, наконец, пункт шестой — смирятся ли аппаратчики Коммунистической партии с собственной кончиной? Не по своей воле, заключил Мэтлок, отметив, что им, возможно, не дадут выбора.
Размышляя над своими шестью пунктами, выходя из самолета в Вашингтоне, округ Колумбия, Джека Мэтлока осенило: укрепляющие стержни [советской] империи могут вскоре распасться.
Опасения посла США были поддержаны некоторыми присутствовавшими на Съезде народных депутатов. Когда было принято решение ограничить количество речей, которые могли быть произнесены, чтобы не парализовать процесс риторикой, несколько депутатов обиделись. Один из них, Т.Х. Гдлян, представитель 25-го территориального округа Москвы, добивался публикации своей речи, чтобы его голос не был заглушен. Речь Гдляна была опубликована в номере журнала «Радиотехнолог» от 3 августа 1989 года. (Позже советские власти согласились опубликовать тексты всех речей, которые не разрешалось произносить. Публикация речи Гдляна в «Радиотехнологе» была произведена до принятия этого решения и как таковое представляло собой момент журналистской честности и мужества, типичных для времен перестройки.)
«Анализ состояния сегодняшних дел, — писал Гдлян, — приводит нас к выводу, что страна находится не в предкризисном состоянии, о котором мы часто слышим на официальном партийно-государственном уровне, а скорее в глубочайшем кризисе в области экономики, политики, идеологии, законности и морали».
Общество лихорадит, оно приближается к грани распада и разрушения. Возникает определенная ситуация, когда «верхние эшелоны» проявляют нерешительность и непоследовательность в поиске