На сей раз дежурный я сам. Естественно, стараюсь изо всех сил. Мое фирменное блюдо, которое я люблю готовить, — куриный плов. Готов прямо сейчас поделиться секретом его изготовления.

Итак: перебранный и вымытый рис щедро смешиваю с мелко нарезанным луком, не деля его на луковицу и перо.

Замешиваю полученную массу вместе с солью, ложкой томатной пасты, местными приправами и ягодками, кислым вкусом своим очень напоминающими российский барбарис. Дальше идет процесс набухания рисовой основы в отдельной глубокой миске, в которую я вливаю большой корец крутого кипятка. Рис разбухает не менее часа, а то и полутора. А я пока работаю с курицей. Рублю ее финкой на примерно одинаковые кусочки, с таким расчетом, чтобы каждому из нас досталось не менее трех. На керогазе в пятилитровом котелке у меня уже скворчит разогретое растительное масло, в котором до хруста обжариваются крохотные кусочки тощей местной свинины вместе с тонко нашинкованным чесноком. Тут важно не передержать и не пересушить смесь для последующей жарки. И чеснок, и сало должны лишь слегка позолотиться, а отнюдь не задымиться. Едва нужный уровень золотизны достигнут, я, не мешкая ни секунды, вываливаю посыпанное хлебными крошками куриное мясо в кипящее масло. И следующие десять минут активно перемешиваю его, время от времени доливая туда соевый соус. Пять минут активной жарки с постоянным перемешиванием. Прожарилось? Не совсем! Вот и превосходно! Распаренный рисовый колобок загружаю в котелок и накрываю его крышкой. Засекаю время, уменьшаю огонь до минимума. Теперь главное выждать и не пропустить нужный момент. Через три минуты необходимо еще раз тщательно перемешать полученную массу и добавить к ней чуть-чуть тертой корицы и рюмочку рисовой водки. Вновь необходимо перемешать и далее на самом маленьком огонечке ужаривать совершенно умопомрачительно пахнущую еду еще минут пятнадцать. Между делом готовлю импровизированный салат. Это конечно же не тот традиционный московский салат с помидорами, огурцами и сладким перцем. В наш салат замешивается и крошится все, что в тот день попалось под руку. Там могут быть и кусочки ананаса, и папайя, и лук-шалот, и вишни, и сладкий отварной картофель, и местная, непереводимая на русский язык, зелень, и листочки водяного перца. Все вместе, все в одну кучу. Готового майонеза у меня, естественно, нет, но яйца, уксус и растительное масло помогают мне быстро исправить это досадное упущение. Десять-двенадцать минут — и очередное бесподобное творение готово.

Мои товарищи уже ходят вокруг плиты, словно голодные волки, но закон есть закон. Веревочную границу, отделяющую кухню от всего остального мира, может пересекать только дежурный. Зажигаю вторую керосиновую лампу, вешаю ее над столом и не спеша, с должной аккуратностью раскладываю по столешнице разрезанные на три части пальмовые листья. Расставляю кружки. Ложка же у каждого своя собственная. Остается лишь ударить в самодельный колокол, но я все еще медлю. Бросаю внимательный взгляд в сторону командирской палатки. Никого пока около нее не видно. Странно! Обычно один или оба наших офицера, наголодавшись за день, в это время уже нетерпеливо дефилировали вблизи своего жилища. Сейчас же не видно никого. Ждем-с. Важно, в каком настроении выйдут наши командиры. Если в веселом, то непременно сядут вместе. Если же успеют до этого повздорить, то сядут по разные стороны стола и будут долго дуться друг на друга. Но сегодня явно происходит что-то необычное. Излишне любопытный Басюра специально сбегал послушать, о чем там идет речь. Но вскоре вернулся, пожимая на ходу плечами.

— Шепчутся там о чем-то, — недоуменно разводит он руками, — но очень тихо, не разобрать.

Наконец полог палатки откидывается, и я радостно молочу ножом по гильзе, призывая всех на трапезу. Этот дребезжащий звук разом объединяет нас всех в некое тайное сообщество. Звон черпака, смех, непринужденные шутки. Теперь самая важная роль у меня, словно у тамады на свадьбе. С черпаком в руках раскладываю еду в протянутые мне миски. Без выбора, слева направо, кому что попалось. Слежу лишь за тем, чтобы мясного приварка всем досталось поровну. Некоторое время за столом слышны лишь скрежет ложек и хруст жадно жующих челюстей. Краем глаза слежу за процессом поглощения еды, отмечая про себя выражение лиц сотоварищей. Выражения на них самые что ни на есть благостные, значит, я потрудился на славу. Но вот трапеза закончена, и все, довольно отдуваясь, утирают выступивший на лицах пот. Словно сигары лордов из карманов важно извлекаются помятые сигареты либо заначенные с утра окурки (увы, бедность наша просто безмерна). Чиркают самодельные, сделанные из винтовочных гильз, зажигалки. Спички, кстати, во Вьетнаме показали свою полную непригодность. Постоянная сырость, проливные дожди или обыкновенный человеческий пот очень скоро и безвозвратно выводят их из строя. Поначалу мы пытались бороться с этим безобразием, окуная их головки по очереди в расплавленный свечной воск (в полном соответствии с научными рекомендациями), но скоро плюнули на эту мудреную затею. Зажигалки оказались куда как практичнее и надежнее. Так вот, щелкают зажигалки, тянет тошнотворным сигаретным дымом местного курева. Воронин с хитрецой в глазах поглядывает в мою сторону.

— Тут наш неугомонный Александр, — показывает он на меня дымящейся сигаретой, — опять замыслил очередную авантюру. Но поскольку свое предложение он высказал мне наедине, то повторить его при всех может только он.

— И повторю, — с готовностью отзываюсь я. — Сегодня, после того как я отслеживал полет разведчика с позывными Марти-22, мне пришла в голову удивительная мысль.

— Ты так удивленный с тех пор и ходишь, — прыскает Щербаков, ковыряя пальцем в зубах.

Неожиданно наш тишайший Камо в ответ на плосковатую шутку довольно сильно хлопает его по спине.

— Подожди! — возмущенно восклицает он. — Тебе, когда ты кашу жрал, никто ведь не мешал. Дай человеку сказать!

Анатолий, не ожидавший от него такого выпада, сконфуженно умолкает, и я продолжаю.

— Сегодня ситуация в воздушном пространстве Вьетнама сложилась совершенно уникальная. Американский разведчик RB-47 в кои-то веки остался без воздушного прикрытия, причем как раз перед тем, как повернуть в сторону контрольной точки «Гамма». Все мы последнее время работали над проблемой привязки кодовых точек воздушных ориентиров, принятых в ВВС США, к международным географическим координатам. И можно сказать, что работа эта практически завершена. Точка «гамма», как нам теперь известно, находится в восьмидесяти километрах южнее города Хатинь. Следовательно, RB должен был в одиночку пересекать территорию Северного Вьетнама!

Овладев аудиторией, я стараюсь говорить так, как нам читались лекции в полковой школе. Четко, размеренно, с логическими выводами после каждого значащего утверждения. Выбранная мной тактика сразу приносит плоды. Шум быстро утихает, и все с напряженным вниманием следуют за моими выводами.

— Раз самолет-разведчик идет одни, — продолжаю я, невольно увлекаясь сочиняемой по ходу разговора историей, — то у нас появляется некий шанс перехватить его по пути следования и принудить к посадке. Конечно, это программа максимум, но даже если его и придется подбить в непосредственной близости над землей, то его обломки вполне могут быть впоследствии использованы.