проблемы, товарищ дежурный? – Он демонстративно сверился с хронометром и даже показал его спросившему. – Сейчас далеко не ночное время, а даже если и так, имеет место случай, не требующий отлагательств, требующий немедленного проведения действия, при неосуществлении какового…

Кажется, этот лопух сейчас зажмет руками уши, чтобы голова не взорвалась.

– Прошу обеспечить явку задержанного, – отчеканил Рокотов.

…Похоже было на то, что долго лентяй-дежурный расталкивал задержанного. Или тянул время? В любом случае наконец-то предстали.

Жога – встрепанный, несвежий, потерянный, с воспаленными слезящимися глазами – сидит, уронив руки, скованные наручниками. Даже видно, как болит у него голова. И все-таки от адвоката он отказался наотрез.

– И в то же время вы готовы ответить на вопросы?

– Да…

Игорек неторопливо задавал общие вопросы, указывая данные – Жога, Ким Сергеевич, год рождения, Ленинград и тэ-дэ и тэ-пэ, – рассчитывая на то, что задержанный, мучимый похмельем и (или) совестью, взмолится о пощаде. Так и получилось:

– Что вы еще от меня хотите? Пишите сами. Я же все рассказал… подпишу. Можно я спать пойду?

– Хорошо, как скажете, – поколебавшись для вида, мягко согласился Рокотов, – в самом деле, к чему формалитет? Проставьте подпись… вот тут, тут и тут. И отправляйтесь баиньки.

Жога взял ручку. Игорь Вадимович, ощущая, как сдавило от предвкушения удачи горло, заставил себя отвернуться, со скучающим видом глядел в окно. Только бы не спугнуть.

Задержанный расписался, вернул бумагу.

– Порядок? – с показным равнодушием спросил Рокотов. – Замечательно. Отправляйтесь отдыхать. Разберемся.

И вызвал дежурного, ждавшего за дверью.

Жога встал, мутно попрощался и отправился, поддерживаемый сержантом. Голова у него болталась как на нитке.

Рокотов подышал немного перед открытым окном, чтобы успокоиться, размял пальцы и принялся творить. Писал он с вдохновением, старательно, не упуская ни малейшей детальки, излагал самим же им выдуманные обстоятельства случившегося. Читал и перечитывал, с наслаждением истинного гурмана катая по языку формулировки:

«…указывают на пребывание многочисленные пальцевые отпечатки…»

«…в результате совместного распития спиртных напитков, почувствовав обиду и вследствие длительно сложившихся неприязненных отношений умышленно, с целью причинения тяжкого вреда здоровью, нанес сидящему множественные удары…»

«…являясь хорошо физически развитым, спортсменом, кандидатом в мастера спорта по боксу, не мог не осознавать, что тем самым причиняет здоровью потерпевшего тяжкий вред…»

«…многочисленные кровоподтеки, переломы ребер, чем причинил потерпевшему физическую боль…»

Тут его, как настоящего творца, осенило. Добавив «…сознательно оставил потерпевшего в заведомо беспомощном состоянии…», он даже руки потер.

«Ах, как славно-то! Вырисовывается совокупность, оставление в опасности. Смотрите-ка, каков душегуб».

Снова материализовался хмурый сержант:

– Рабочий день закончился.

– Благодарю вас, – вежливо улыбнулся Игорек, – уже собираюсь.

А вот пусть все видят: закончился рабочий день, а он, следователь Рокотов, впахивает на совесть. И все-таки пора. Сегодня он отлично поработал, использовал шанс, судьбой посланный, не на сто, а на тысячу сто процентов.

Что до судьбы человека со странными именем и фамилией, Ким Жога… «А что это, в сущности?»

Он вспомнил старый военный фильм. Небось Ким – это как там, коммунистический интернационал молодежи.

А Жога?

Игорек с детства гордился своей эрудицией и начитанностью и держал в голове массу сведений, которыми нормальный человек засорять мозги не станет. Зато как приятно вовремя мимоходом, небрежно ответить на вопрос… ну, скажем, о столице Сомали или о том, как звали Рафаэля, самый простой способ зародить в окружающих комплекс неполноценности.

Жога, как пояснил всеведущий интернет, это непонятно кто. То ли сказочная длинноносая птица, то ли синоним нагоняя, наказания.

Отлично, все по классике и Гоголю: говорящая фамилия. Получит нагоняй эта птичка, отпелась.

Глава 11

К сонному отдыхающему отделению подъехала скромная «Тесла», из нее выгрузились двое, но не успели подойти к двери, как возник сержант Зубков:

– Товарищ полковник, здравия желаю! Вы отойдите вон туда, а как дам знак, милости прошу.

Двое опытных людей без звука повиновались.

– Сержант-то прыткий, – заметил адвокат Личман, – везет вам на умных людей, Лев Иванович.

– Подобное притягивает подобное, – заметил Гуров.

Они были знакомы давно и, несмотря на разницу в возрасте, симпатизировали друг другу, не сказать – приятельствовали. Несколько лет назад опер-важняк из чистого альтруизма и любви к ближнему не позволил молодому амбициозному правоведу сесть в лужу, а спасенный оказался к тому же благодарным парнем. С легкой гуровской руки карьера Личмана пошла в гору, и недаром: он был отличный криминалист и талантливый защитник, хладнокровный, уравновешенный, не подлый, настроенный на взаимодействие, а не на эскалации мелочных конфликтов. И еще не было случая, чтобы он был занят тогда, когда был нужен полковнику. Как и теперь. (Хотя, понятно, заполучить в клиенты видную медиаперсону всегда выгодно, причем не только амбициозному следователю.)

В дверях появился сержант, махнул приглашающе рукой:

– Порядок!

– Привет, Сергей, – подойдя, Гуров протянул руку, – знакомьтесь.

– Приветствую, тезка. Личман, и тоже Сергей, – представился его спутник, – адвокат.

– Ничего себе, – восхитился Зубков. – Выгодное дельце?

– Ответственное, – внушительно отозвался Личман, улыбаясь.

Правоведы последовали внутрь, далее по коридору в комнату, отведенную под КПЗ. По дороге Сергей-адвокат быстро и по-деловому выудил из Сергея-мента ряд вроде бы неважных сведений, которые при правильном приложении рычага обязательно станут золотыми, вручил на всякий случай визитку, в общем, наладил полный контакт, не снижая темпа. Было заметно, что в глазах сержанта реноме адвокатской братии не просто исправлено, но взлетело на небывалую ранее высоту.

«Отлично, – одобрил Гуров, – потому что плеваться ядом из-за баррикад – последнее дело. Вот научатся все работать сообща, для единого блага, – глядишь, и баррикады не понадобятся».

Задержанный почивал в неудобной позе, распространяя вкруг себя густую атмосферу отчаяния и перегара.