Мне было знакомо это ощущение.

Моментально напрягшись, я обернулась… и перестала дышать при виде Калеба, стоящего посередине дорожки. Мне не надо было гадать, как долго он тут уже стоит, потому что по его взбешенному лицу было ясно, что он давно наблюдает за нашим с Лео дружеским общением.

— Калеб, — сказала я вдруг охрипшим голосом. Откашлялась и встала. Лео встал тоже и придвинулся ко мне, как бы защищая. — Э… что ты здесь делаешь?

— Стелла сказала мне, что ты обедаешь в саду, когда погода хорошая.

Черт бы побрал эту Стеллу.

Он перевел холодные глаза на Лео.

— А… это мой друг Лео. Лео, это мой… это Калеб.

Ноздри Калеба гневно раздулись, и я пожалела, что когда-то упомянула имя Лео, говоря, что договорилась пойти с ним на свидание, когда думала, что Калеб в Шотландии и возвращаться не собирается.

— Очень приятно, — Лео сделал шаг вперед и протянул руку. Калеб уставился на его руку с таким омерзением, что мне стало неудобно. Однако Лео нисколько не смутился, убрал руку и равнодушно пожал плечами: — Или не очень.

За это я его прямо зауважала.

— Нам надо поговорить, — сказал Калеб.

Я понимала, что обращается он ко мне, но смотреть он продолжал на Лео, причем с таким видом, как будто хотел оторвать ему голову.

По-хорошему, меня это не должно было волновать, но волновало. Я испытывала чувство гордости и какого-то утешительного удовлетворения при мысли, что могу заставить его ревновать. Значит, ему не все равно. И хотя это ничего не меняло, это было мне как бальзам на рану.

— Лео, — я повернулась к нему с извиняющейся улыбкой. — Я должна… — и сделала жест в сторону Калеба. — Но было очень приятно с тобой увидеться.

— Давай пообедаем как-нибудь. Только по всей форме, как полагается, — он наклонился, чтобы поцеловать меня в щеку, и прошептал на ухо: — Дружище.

Потом выпрямился и подмигнул мне. Я прекрасно поняла, что он предлагает мне просто дружескую встречу, а Калеба намеренно провоцирует. Сдерживая нервный смех, я кивнула ему и помахала на прощанье, в то время как Калеб смотрел ему вслед испепеляющим взглядом.

Чувствуя лихорадочное беспокойство оттого, что мы остались с ним наедине, я повернулась и пошла к мосту:

— Ну, говори.

— Где ты была? — требовательно спросил он, схватив меня за руку. Какая-то девушка прошла мимо, с опаской взглянув на нас, и Калеб вздохнул и ослабил хватку на моей руке.

Я подняла на него глаза, чувствуя такой букет эмоций — злость, печаль, пустоту, любовь, жалость, ненависть, — что трудно было остановиться на чем-то одном. Однако злость взяла верх, и я выдернула руку.

— Если я правильно помню, мы больше не вмешиваемся в дела друг друга. Но если тебе так интересно, я летала в Нью-Йорк, встречалась с клиентом.

— Ты заблокировала мой номер?

— Да.

Он сжал челюсти.

— Если бы ты дала мне хоть секунду, чтобы объяснить.

— Сейчас даю.

Коротко кивнув, Калеб снова взял меня за руку и повел с моста. Мы свернули направо перед статуей Джорджа Вашингтона, и Калеб остановился в конце дорожки, в тени дерева.

— Здесь мне тебя лучше видно, — сказал он глухим голосом, жадно всматриваясь в мое лицо.

Напряженность его взгляда заставила меня внутренне затрепетать, и я с усилием отвела от него глаза:

— Говори, Калеб.

— Я думаю, что ты замечательная.

Я изумленно уставилась на него, пытаясь понять, не издевается ли он. Но он выглядел рассерженным и виноватым одновременно.

— Я не допущу, чтобы ты усомнилась в этом. И это я и пытался тебе сказать, но ты вылетела из моей квартиры, не дав мне шанса. Когда до меня дошло, как ты могла это понять… Я не Ник. И я не думаю, как Ник. И ни один мужчина в здравом уме так не подумает, Эва. Мне жаль, что я себя так вел. Ты застала меня врасплох. Я не ожидал, что ты придешь, а тем более затеешь такой разговор. Я правда думал, что если перестану тебе звонить, то ты все поймешь и забудешь меня. Чушь, которую я нес про другую женщину… это было глупо, по-детски. Прости.

До того как я успела осознать этот исторический момент — альфа-самец Калеб Скотт просит прощения и признает, что вел себя как глупый ребенок, — он обхватил ладонями мою шею и нежно гладил большими пальцами по щекам. Наверно, он чувствовал, с какой скоростью бьется мой пульс.

— Ты самая умная, забавная, заботливая, верная, отважная женщина, которую я когда-либо встречал. И красота твоего лица и тела нисколько не умаляет этих твоих качеств. Наоборот — ты прекрасна, потому что такая внутри, Эва. Когда я встретил тебя, я подумал, что ты сексуальная, да. Но чем лучше я тебя узнавал, тем больше ты мне нравилась. Ты находка, крошка. Драгоценная находка, — он притянул меня ближе, и я увидела боль и отчаяние в его глазах. — Если бы я мог… это была бы только ты, Эва Бриворт. Без вариантов. Но я… — он судорожно выдохнул, и надежда, которая зародилась в моей душе, умерла, потому что он убрал руки и отступил от меня на шаг: — Мне нечего дать тебе. Она убила во мне все, когда…

Голос Калеба оборвался, и он растерянно оглянулся вокруг, как будто ища чего-то и не находя.

Потом уставился вдаль и прошептал:

— Я хочу, чтобы ты осталась у меня светлым воспоминанием, — он снова перевел глаза на меня. — Я переживу, если память о большинстве людей в моей жизни превратится в сожаление. Но не о тебе. Нельзя забыть то, что было между нами. Я был идиотом, когда пытался это сделать. Поэтому давай сейчас простимся по-хорошему. Честно и с добрыми чувствами. Потому что я не могу жалеть о времени, проведенном с тобой.

Ему с трудом давались слова. А мои глаза наполнились слезами:

— Знаешь, было бы лучше, если бы ты не пытался ничего объяснить. Лучше для меня — думать, что ты мерзавец, чем…

— Чем что? — спросил он нетерпеливо.

Я покачала головой:

— Калеб, неужели ты не видишь? Ты изменил меня. С тобой я стала настолько смелой, что смогла побороть свой страх и признаться, что люблю тебя. Я хотела помочь тебе стать смелым тоже, но, очевидно, этого не произойдет, — я смахнула слезы, не отрывая от него глаз. Он должен был понять, что делает с нами. — Ты решил, что я не стою того, чтобы рискнуть. Но я не собираюсь сдаваться! Я готова рисковать снова и снова, пока не добьюсь желаемого. И я хочу поблагодарить тебя за это. Пусть пройдут недели, месяцы, но я перестану страдать по тебе и найду кого-то, кто полюбит меня и захочет провести со мной жизнь. Я буду счастлива.

Лицо Калеба исказила болезненная гримаса. Он больше не прятался за маской равнодушия. Нет, на его лице были написаны одновременно ярость, мука и обида, вызванные моими словами.

Я положила руку ему на грудь, на сердце, не желая делать ему больно, но понимая, что это необходимо, чтобы достучаться до него: