Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Если бы я оказалась среди смертных, – включается в разговор Сара Бернар, – я бы постаралась как можно лучше использовать этот шанс. Я бы занималась любовью со всеми, кто мне понравится, ела бы без удержу. Моя жизнь была бы сплошным праздником. Я бы все время искала новых ощущений. Я бы испытала все, что скромность или осторожность помешали мне испытать на «Земле-1».
– Оказавшись среди смертных «Земли-18» и пусть даже смутно вспоминая, что я участвую в игре богов-учеников, я бы… я бы постоянно боялся того, что вы будете плохо играть, – вставляет Жорж Мельес, чтобы немного разрядить атмосферу.
– Ты бы нам не доверял?
– Нет. Теперь, когда я знаю, что мир зависит от таких легкомысленных людей, как мы, я думаю, что у меня был бы повод для беспокойства.
– Могло бы быть и хуже, – говорит Жан де Лафонтен. – По крайней мере, мы взрослые интеллигентные боги. Представь, что судьбу мира доверили бы безответственным детям.
– Прямо мороз по коже, когда видишь, как они разоряют муравейник или сажают ящериц в банку, – соглашается Симона Синьоре.
Нам приносят блюдо с лазаньей из морепродуктов с сыром, под соусом бешамель.
– Я хочу предложить одну вещь, – говорю я. – Если кто-то из нас найдет Прудона, пусть он защищает его.
– Ты думаешь, это реально – найти одного человека среди целого человечества? Это все равно что искать иголку в стоге сена.
Я вспоминаю слова Эдмонда Уэллса: «Чтобы найти иголку в стоге сена, ее следует искать магнитом среди углей».
Сара Бернар передает по кругу пармезан и перец.
– Почему ты хочешь защитить его? Ведь он убил нашу подругу Мэрилин Монро? – спрашивает Рауль.
– До самого конца он утверждал, что невиновен. Лично я сомневаюсь в том, что он виноват, – признаюсь я. – Мне кажется, что суд был слишком скорым. И что его судили больше за его прошлое анархиста на «Земле-1», чем за преступления на Эдеме. И в этих преступлениях улик против него было недостаточно.
– Ты стрелял в него.
– Я стрелял в убегающего человека в маске.
– Он единственный оказался ранен.
– Знаю. Но мне кажется, не все так просто. Жорж Мельес не согласен со мной.
– Бывают случаи, когда не приходится отрицать очевидное. Богоубийца ранен, среди учеников тоже обнаруживают раненого.
Оркестр кентавров играет классическую музыку, что-то в стиле Вивальди. Старшие боги встают, чтобы пропустить Аполлона, собирающегося присоединиться к музыкантам.
Прекрасный юноша, напоминающий плейбоя в тоге, неспешно поправляет волосы и одежду. Он встает перед музыкантами и достает из складок тоги золотую лиру. Нежно пробегает по ней пальцами. Раздаются мелодичные звуки. Но он недоволен и требует принести электрический усилитель. Подключает провод, и в звуках его мини-арфы слышится металл. Аполлон берет несколько аккордов и виртуозно начинает исполнять соло.
«Этот мир можно терпеть за то, что в нем есть искусство», – думаю я.
Проходят часы. Я смотрю на Мату Хари. Солнце садится вдалеке, окрашивая небо в лиловый цвет.
Изящный профиль Маты четко виден на фоне садящегося светила. Я слушаю Аполлона, держу руку Маты Хари, чувствую благоухание олив, тмина и базилика, которое смешивается с ароматом итальянских блюд. Мне хорошо.
И тут появляется Афродита.
На ней полупрозрачная тога из лилового шелка. Диадема на волосах. Изображающая ее саму на колеснице, которую везут горлицы.
Оркестр умолкает.
Афродита начинает петь без музыки.
– Ты еще любишь Афродиту?
– Нет, – произношу я.
Мата пристально смотрит на меня.
Врать бессмысленно. Нужно быть осторожнее.
– Это все-таки богиня Любви, – говорю я.
– Это убийца.
– «Страшнее дьявола», – говорю я вполголоса.
Мата Хари оскорблена.
– А кто тогда я для тебя? Любовница? Подруга? Подруга-любовница?
Боже мой, я загнан в тупик. Ситуация напоминает мне шутку моего друга Фредди Мейера, который любил иронизировать над Библией. Адам скучает один и просит Бога сделать женщину. Бог исполняет его желание. Проведя с женщиной ночь любви, Адам выглядит недовольным. «Почему у нее длинные волосы?» – спрашивает он. «Потому что это так красиво», – отвечает Бог. «Почему у нее какие-то выпуклости на груди?» – «Чтобы ты, обнимая ее, мог класть на них голову».
Однако Адам все еще недоволен. «Почему она глупа?» – спрашивает он. «Чтобы могла терпеть тебя», – отвечает Создатель.
Так и я со своей Евой. Нужно быстро придумать ответ.
– Ты со мной здесь и сейчас, – расплывчато отвечаю я. – Для меня ты самая главная женщина.
Я пытаюсь обнять ее, но она уклоняется.
– Для тебя я просто партнер по сексу. Ты все еще думаешь о другой. Возможно, даже тогда, когда мы занимаемся любовью.
И вдруг она уходит. Я бросаюсь за ней. Она входит в мою виллу и начинает собирать разбросанные повсюду вещи.
– Что я должен сказать, чтобы доказать, что у меня больше нет никаких чувств к Афродите?
– Убей ее в своей памяти, – отвечает она. – Иногда мне кажется, что ты со мной только для того, чтобы отомстить ей.
Нужно быть осторожнее. Я припоминаю все ссоры с женщинами, которые пережил смертный Мишель Пэнсон. У меня было немного любовниц, не больше десятка, но каждый раз вдруг наступал момент, когда отношения по какой-то необъяснимой причине портились, и я обвинялся в том, что плохо закрывал тюбик с зубной пастой, или в том, что у меня якобы были любовницы. Как правило, я молча слушал подругу, ожидая, когда она сама устанет говорить. Это было как с Прудоном: суд окончен и подсудимый осужден еще до того, как начнется процесс.
– Я прекрасно все видела. Когда она появляется, все меняется.
Пусть гроза пройдет.
– В ней нет ничего особенного. Если вас, мужчин, так впечатляет грудь или задница, я тоже могу нацепить какие-нибудь сексуальные тряпки…
Не отвечать.
– Вот увидишь, я красивее, чем она. Светлые волосы, голубые глаза, да она бледная моль! Слишком высокие скулы, квадратный подбородок, да и грудь у нее слишком маленькая. И задница тоже!
– Мне наплевать на внешность.
– Да, я вас знаю. У вас мозги в члене. Скажи, чем она лучше меня?
– Ничем. Она ничем не лучше.
– Тогда что на тебя производит такое впечатление? Ее высокомерие?
Она начинает плакать. И это я проходил уже сотни раз, эти сцены со слезами. Я подхожу к ней, чтобы утешить, но она с силой отталкивает меня.