Смесь непонимания и изумления исказила ее лицо.

– О Люке?

– Можно нам войти?

Женщина кивнула. Когда она впустила их в дом, Вик уловил запах псины. Повсюду были книги и газеты, они валялись по углам, на мебели, на просевших полках. Хозяйка указала им на диван, усеянный клочьями собачьей шерсти, а сама застыла в ожидании.

– Мы разыскиваем вашего сына, мадам Тома. Мы полагаем, что он замешан в довольно серьезном деле.

Казалось, от шока Мари-Поль Тома съежилась.

– Люк? Довольно… серьезное дело? Что за дело?

– К сожалению, пока мы не можем сказать вам больше. Мы понимаем, что это неприятная новость, но нам необходима ваша помощь. Во-первых, нам нужна дата рождения вашего сына – это для поиска в картотеках. Кроме того, надо, чтобы вы рассказали нам о нем, поделились несколькими его детскими фотографиями. Мы не знаем, как он выглядит. Единственный имеющийся у нас след – это интернат Рош-Нуар. Его личное дело пропало из архива: мы предполагаем, что примерно две недели назад Люк, предварительно напав на сторожа, сам забрал его вместе со всеми фотографиями…

– Боже мой!

Глаза Мари-Поль Тома увлажнились. Она поспешно вытерла их носовым платком.

– Здесь… Здесь вы не найдете снимков Люка. Сын ненавидел, когда его фотографируют. А на классных фотографиях он всегда опускал голову. Стоило ему увидеть свой портрет, как он непременно воровал его или рвал. Кстати, он был красивым ребенком, только вот…

Она замолчала. Вик и Вадим переглянулись.

– Но ведь у вас есть его фотографии в раннем детстве. Младенцев всегда фотографируют.

Она покачала головой:

– Мы с мужем не могли иметь детей. Люк не был нашим… биологическим сыном. Мы обращались в органы опеки, чтобы взять его.

Она перемежала свои слова долгими паузами. Вик и Вадим молчали, чтобы не сбивать ее с ритма.

– В то время мы жили в Париже, в Десятом округе. Ему было пять лет, когда мы наконец смогли забрать его к себе. Люк был брошенным ребенком. Нам рассказали, что первые дни его жизни были чудовищными. Какой ужас – поступить так с собственным сыном.

Она поднялась и направилась в кухню:

– Мне нужно выпить кофе. Вы хотите?

Они охотно согласились. Она вернулась с тремя полными чашками на подносе. Вик поблагодарил.

– Что произошло в первые дни его жизни?

Она поморщилась:

– Люка обнаружили на дне мусорного контейнера возле заводов в Сен-Дени, недалеко от линии скоростного метро. Вы хотели знать официальную дату его рождения? Четвертое мая тысяча девятьсот семьдесят третьего года. Во всяком случае, так его записали. Какой-то человек рано утром проходил мимо помойки и услышал крик младенца. Посиневший ребенок лежал в мешке с отбросами; пуповина у него еще не отпала, на тельце оставалась засохшая кровь… Когда младенца приняли в больницу и врачам удалось его спасти, они не могли прийти в себя от восторга: этот ребенок тысячу раз мог умереть, а он выжил. Мы так и не нашли тех, кто его выбросил.

Вик глотнул кофе. Отказ при рождении, никаких корней, позднее усыновление: Мориарти пришел в жизнь с нелучшими шансами на выживание.

– Люк был в курсе того, как он появился на свет?

Она потупилась:

– Мы переехали сюда, когда ему было семь лет. Муж работал в системе очистки воды. Люк знал, что он приемный, но… понятия не имел, что его бросили. Как-то вечером, очень поздно, мы с мужем смотрели репортаж про отказ от новорожденного. Есть женщины, которые во время беременности не толстеют, как бы невероятно это ни показалось, и ускользают от любых радаров, даже от взгляда собственного супруга. Так вот мы с мужем были убеждены, что Люк – плод именно такого отказа. Он родился очень маленьким, пуповина была отрезана плохо, кровь не смыта… Да еще обнаружили его в помойке… Некоторые женщины, из тех, что отказываются от своего ребенка, считают, что произвели на свет отброс, а не человека.

Тыльной стороной ладони она погладила чашку, как если бы это была детская щечка.

– Знаете, это ужасно, когда женщины не признают самого факта своей беременности. В некоторых случаях материнская матка развивается не вширь, как во время нормальной беременности, а тянется кверху. Плод увеличивается вдоль позвоночного столба и растет стоя, словно для того, чтобы остаться незамеченным, спрятаться от матери, которая его не хочет. Представляете себе травму малыша, который даже еще не родился? Медики считают, что у нас не остается никаких воспоминаний о наших первых годах. Но ребенок, уже родившийся ненужным… Я уверена, что отказ, который терзает, мучает его… этот отказ он носит в себе…

Она подняла светлый взгляд на полицейских.

– Мы с мужем обсуждали это между собой, но, к сожалению, Люк тихонько спустился из детской и все слышал. Ему… Ему было двенадцать. Я потом всю жизнь упрекала себя… Люк и тогда уже был замкнутым, одиноким, хотя и очень умным и одаренным мальчиком. Он обожал читать, особенно детективы: запершись у себя в комнате, мог за неделю проглотить не одну книгу. В двенадцать лет, вы понимаете? Истории преступлений буквально завораживали его. И он хорошо учился, только был… необщительным, нелюдимым, всегда сидел за последней партой. Его тревожило, что он не знает, откуда взялся, кто были его родители, почему они его бросили. В предподростковом возрасте он стал неуправляемым, настоящим холериком, вечно настроенным против нас. Когда он случайно подслушал наш разговор, все только обострилось. Он стал хуже учиться, еще больше замкнулся в себе и начал совершать странные поступки.

– Например?

– Причинял себе боль, бил себя кулаком, не мог видеть в зеркале свое отражение. В один прекрасный день он перестал смотреть на меня, как будто я была ему отвратительна. Вот тогда он и уничтожил свои фотографии. Все без исключения. Он гримировался, красился, носил страшные маски. Как будто в него вселилась какая-то темная сила. Мы утратили власть над ним. Однажды он исчез на три дня, его привели жандармы: он прятался в лесу. Он больше не хотел жить с нами. Это стало невыносимо. Я… Я собиралась проконсультироваться с психологом, но для моего мужа об этом не могло быть и речи. Нам посоветовали интернат Рош-Нуар, заведение имело серьезную репутацию и якобы справлялось со сложными случаями. Мы отправили его туда в четырнадцать лет. Поразительно, но это как будто сработало. Ему не делали замечаний, он посещал занятия. Но через несколько месяцев сбежал. Жандармы долго искали его, но на этот раз не нашли. Это оказалось тем более сложно, что у них не было его фотографии.

Вик нахмурился:

– Даже из личного дела в Рош-Нуар? Его ведь там фотографировали, верно?

– Готовясь к побегу, Люк прихватил все, даже свое личное дело. Вероятно, он сумел пробраться в канцелярию. Он все предусмотрел, ничего не упустил. Забрал даже мешок с бельем, в шкафу не было его вещей. Он действительно хотел исчезнуть.