Итак, все уже было решено. У империи были новые звездные маршалы (хотя для замещения Йомонула еще требовались кое-какие перетасовки), новые генералы и адмиралы, архиепископы, министры и судьи. Курс империи определен, — он остается практически неизменным. Никозар будет продолжать нынешнюю политику. Заверения победителей разных уровней говорили о том, что в империи нет ни серьезного недовольства, ни новых идей. Чиновники и придворные снова могли вздохнуть свободно, зная, что существенных изменений не грядет и их положению по-прежнему ничто не угрожает. А потому вместо обычного напряжения, сопутствующего финалу, в замке царила атмосфера, более свойственная показательным играм. И только два соперника усматривали в последней игре настоящую битву.

Стиль Никозара сразу же произвел на Гурдже сильное впечатление. Гурдже с каждым ходом все выше оценивал игру императора — чем больше он изучал ее, тем отчетливее понимал, какой могучий и грозный соперник ему противостоит. Чтобы победить Никозара, ему потребуется нечто большее, чем простая удача: ему потребуется стать другим. С самого начала Гурдже сосредоточился не столько на победе, сколько на том, чтобы не быть разгромленным в пух и прах.

Большую часть времени Никозар играл осторожно, а потом вдруг наносил серию блестящих ударов, которые в первое мгновение казались озарениями сумасшедшего, но вскоре выяснялось, что это точно выверенные ходы мастера — идеальные ответы на невозможные вопросы, им же самим и поставленные.

Гурдже старался вовсю, чтобы предвосхитить эти сокрушительные всплески хитрости и силы и найти на них адекватные ответы, но ко времени завершения малых игр, приблизительно за тридцать дней до прихода огня, у Никозара было значительное преимущество в фигурах и картах, дававшее ему фору на первой из трех больших досок. Гурдже видел единственный свой шанс в том, чтобы продержаться на первых двух досках, в надежде отыграться на последней.

Золоцветы вокруг замка устремлялись все выше, как медленный золотой прилив у самых стен. Гурдже сидел в том же маленьком садике, куда заглядывал и прежде. Тогда он мог видеть далекий горизонт за кронами деревьев, теперь же обзор перекрывался первым рядом огромных золотистых крон в двадцати метрах от него. Тень от замка наползала на этот лиственный полог в лучах заката. За спиной Гурдже, в крепости, зажигались огни.

Гурдже, посмотрев на коричневатые стволы высоких деревьев, покачал головой. Он уже проиграл на Доске начал, а теперь проигрывал на Доске формы.

Чего-то ему не хватало, какая-то грань игры Никозара ускользала от него. Гурдже не сомневался в том, что знает о ней, но никак не мог сообразить, что это за грань. У него было мучительное подозрение, что это должно быть чем-то очень простым, пусть даже на доске оно и находит сложное выражение. Он давно должен был обнаружить это, проанализировать, оценить и использовать к своей выгоде, но по какой-то причине (явно связанной с его пониманием игры) никак не мог. Игровые навыки отчасти утратились, и Гурдже начал думать, что удар по голове, полученный во время охоты, повлиял сильнее, чем он думал.

С другой стороны, и корабль, похоже, не мог понять, что Гурдже делает не так. Советы корабля казались разумными во время их переговоров, но стоило Гурдже подойти к доске, как обнаруживалось, что они неприменимы на практике. Если он все же пересиливал себя и начинал действовать наперекор собственному чутью, пользуясь советами «Фактора», то его ждали еще большие неприятности. Если что и гарантировало ему крупные проблемы на доске, так это игра по принципам, в которые он сам не верил.

Гурдже медленно поднялся, выпрямил спину, которая почти прошла, и вернулся в свою комнату. Флер-Имсахо завис перед экраном, изучая голографическое изображение какой-то необычной диаграммы.

— Что вы делаете? — спросил Гурдже, опускаясь в мягкое кресло.

Автономник повернулся и ответил на марейне:

— Я разработал способ избавляться от жучков. Теперь можно говорить на марейне. Здорово, правда?

— Наверно, — сказал Гурдже, по-прежнему на эаском. Он взял маленький плоский экран — посмотреть, что происходит в империи.

— Вы бы могли потрудиться говорить на своем языке, когда я потратил столько трудов, чтобы заблокировать жучки. Это, знаете ли, было нелегко. Меня не для такой работы создавали. Мне пришлось многое узнать из моих собственных файлов, посвященных электронике и оптике, полям прослушивания и всяким таким техническим штукам. Я думал, вы будете рады.

— Я просто на седьмом небе, — осторожно сказал Гурдже на марейне.

Он посмотрел на маленький экран. В новостях сообщали о новых назначениях, о подавлении восстания в далекой системе, о ходе игры между Никозаром и Крово (Крово отставал от императора не так сильно, как Гурдже), о победе имперских войск над расой монстров, о повышении ставок для азадианцев, желавших поступить в армию.

— На что это вы там смотрите? — спросил он, скользнув взглядом по стенному экрану, где перед Флер-Имсахо медленно поворачивался какой-то странный тор.

— Неужели вы не узнаете? — спросил автономник высоким голосом, выражающим удивление. — Я думал, вы сразу догадаетесь. Это модель Реальности.

— Чего? Ах да. — Гурдже кивнул и снова обратился к маленькому экрану, на котором имперские линейные крейсеры, подавляя мятежников, бомбардировали скопление астероидов. — Четыре измерения и все такое.

Он переключился на игровой канал. На Эа все еще проходили несколько матчей второй серии.

— Вообще-то фактически семь измерений, если мы говорим о самой Реальности, одна из этих линий… вы слушаете?

— Гм? О да.

Игры на Эа перешли в последнюю стадию. Все еще анализировались и второстепенные игры с Эхронедала.

— …Одна из этих линий Реальности представляет всю нашу вселенную… но вас, конечно же, учили всему этому?

— Ммм, — кивнул Гурдже.

Его никогда особо не интересовала космическая теория гиперпространства, или гиперсфер, или чего-то еще. Ничто из этого, казалось, не влияло на его жизнь, так что за важность? Были игры, которые лучше всего могли быть поняты в четырех измерениях, но Гурдже интересовали лишь конкретные правила, а общие теории — только если они были применимы конкретно к данным играм. Он перевернул страницу на маленьком экране и увидел собственное изображение. Экранный Гурдже снова выражал огорчение в связи с тем, что его выбили из игр, желал всяческих благ империи Азад и благодарил всех за приглашение. Голос диктора, наложенный на приглушенный голос Гурдже, сообщал, что тот выбыл из игр второй серии на Эхронедале. Гурдже едва заметно улыбнулся, наблюдая за официальной реальностью, частью которой он согласился быть, реальностью, которая постепенно обрастала мясом и становилась общепризнанным фактом.

Он скользнул взглядом по тору на экране и вспомнил кое-что, о чем размышлял несколько лет назад.

— А в чем разница между гиперпространством и ультрапространством? — спросил он у автономника. — Корабль говорил об ультрапространстве, а я так толком и не понял, что он, черт возьми, имел в виду.