боль не унималась с тех пор.

— Глинтвейн подогревается, — объявляет мама, спасая меня. — И я достала Скраббл.

— Ооо, — Зигги вскакивает с пола. — Да! Давай, Олли. Ты и я, до победного.

Оливер стонет, добравшись до нижней ступени и одёргивает свитер. Глянув вниз, он меняет улыбку Гринча с озорной на угрожающую, проведя ладонью по пайеткам и изменяя их направление.

— Обязательно?

— Да, — отвечает Зигги и тащит его за собой.

— Ты просто хочешь уничтожить меня своим абсурдно большим словарным запасом заядлого читателя.

— Конечно, — она усаживается за длинным обеденным столом, рассыпая плашки с буквами. — Но нужно же, чтобы кто-то держал твоё эго под контролем.

Оливер косится в мою сторону, и между нами проносится момент понимания.

— В последнее время моё эго не раз усмиряли, — бормочет он.

Зигги бросает на него непонимающий взгляд.

— Ладно. Я сжалюсь над тобой.

Избежав откровенно инквизиционного допроса по дому, я стою в прихожей, испытывая облегчение и оглядывая пространство, пока люди разбредаются и устраиваются на местах. Рен и Фрэнки садятся на диван перед огнём и ведут какой-то приватный разговор, от которого Рен густо краснеет, а Фрэнки гогочет. Райдер передаёт Уилле бокал глинтвейна и обвивает рукой за талию, целуя её в волосы. Она смотрит на террасу с джакузи, и на её губах играет секретная улыбка. Моя мама смеётся, пока папа шепчет ей на ухо, наклоняясь к ней сзади, пока она нарезает салями на кухне.

И внезапно я остро осознаю, что большинство людей здесь использует этот дом для одной преимущественной цели:

Дохрена секса.

Я стону и тру лицо. Ладно. Я продолжу твердить себе, что дом моего детства — это невинное место, которое собирает нас для целомудренной семейной любви. Не то чтобы я только что потратил месяцы и большую часть наследства, которое я получил, женившись на женщине, которую желал и полюбил, а потом расстался на ужасных условиях, и всё это для того, чтобы эти кобелины имели обновлённые удобства и не вредящие окружающей среде изоляционные материалы в период их сексуальных эскапад.

Боже. Чтоб мне провалиться.

— Аксель, — зовёт мама с кухни.

Я сокращаю расстояние между нами и заставляю себя съесть кусочек сыра.

— Привет, мам.

Она сжимает мою ладонь, крепко стиснув.

— Всё выглядит просто прекрасно. Спасибо.

Эти слова пробуждают такое горько-сладкое чувство. Я благодарен за всё, что мне удалось сделать, чтобы подготовить это место для моей семьи. И я сокрушен тем, что не делю это с Руни.

— Спасибо, что приехали.

— О, боже, — говорит она, улыбаясь и добавляя виноград на большой поднос закусок. — Я очень рада взять перерыв от приёма гостей. Я рада, когда все дома, но приехать и всего лишь приготовить еду — это подарок. Единственный подарок, который мне нужен.

Моё нутро скручивает, когда в голове отдаются слова Руни. «Твои родители полюбят твои работы, потому что они любят тебя».

— Кстати о подарках, — говорю я немножко хрипло. Прочищаю горло.

Мама склоняет голову набок.

— Да.

— Я, эээ… — я почесываю шею сзади. — Я кое-что приготовил для тебя. И папы. В качестве подарка на Рождество.

Мама улыбается.

— Хочешь вручить сейчас?

— Наверное, так лучше, — пока я не растерял храбрость.

— Александр, — зовёт мама через плечо. — Подойдёшь сюда?

Папа прерывает разговор с Вигго и присоединяется к нам, обвивая её за талию.

— Что такое?

Мама улыбается ему.

— У Акселя для нас подарок.

Папа тоже улыбается.

— Вот как?

Моя кожа покрывается холодным потом. Вот бл*дь. Зачем я это сделал?

Улыбка мамы становится шире. Папа целует её в висок и смотрит мне в глаза.

— Ну? — спрашивает он. — Давай взглянем!

* * *

— Почему мама плачет? — спрашивает Вигго, передавая мне пиво. Я беру и осушаю половину залпом.

— Я подарил ей с папой картину.

Его брови взлетают вверх.

— Поправь меня, если я ошибаюсь, но это подразумевает, что ты разрешил им увидеть картину?

— Да, — натянуто говорю я.

Он улыбается.

— Ты наконец-то сделал это. Молодец.

Я делаю очередной большой глоток пива.

— Я чувствую себя говнюком из-за того, что мне так долго было дискомфортно показывать им свои работы.

— Ты не говнюк. Мы все движемся в своём темпе, — говорит Вигго. — Важно, что ты всё же сделал это, когда смог.

— Наверное, — я смотрю в своё пиво и пребываю в таком бл*дском раздрае эмоций. Тронут и в эйфории от того, что моим родителям понравилась картина. Но меня тошнит от того, что Руни не здесь. Что я не получил никаких новостей.

Когда я поднимаю взгляд, Вигго очень пристально смотрит на меня.

— Так когда ты скажешь мне, что так раздирает тебя на куски?

— Что?

— Аксель, — терпеливо говорит он. — Ты попросил нас приехать сюда на Рождество. Ты попросил нас.

— Посредством письма на электронную почту.

— Ты никогда ни о чём не просишь. Ну то есть, не пойми меня неправильно, я рад здесь находиться, если не считать травмы с вяленым лососем на самолёте. Я люблю, когда все собираются вместе, и здорово вернуться к традиции Рождества в шалаше. Но у тебя есть причина, и я не думаю, что она абсолютно счастливая, — его голос смягчается. — Я твой брат, чувак. Я тебя люблю. Я хочу знать.

Я оглядываюсь по сторонам. И поддавшись минутной слабости, бормочу:

— Я влюбился в Руни, а потом реально похерил всё.

Вигго таращится на меня, разинув рот. А потом достаёт телефон и атакует свои сообщения.

— Ты только что разослал парням гифку с бэт-сигналом? — спрашиваю я.

— Тихо. Я слышу, как ты меня осуждаешь, — Вигго убирает телефон в карман. — Собираемся в подвале через пять минут.

— Что? Нет…

Он уходит, небрежно удаляясь из комнаты. Следующий — Рен, он целует Фрэнки, встаёт и потягивается, затем бредёт в сторону подвала. Оливер ноет в кладовке, после чего раздается звук шлепка и «Ой!».

Райдер целует Уиллу в висок, выходит через кухню, прихватывая пиво из холодильника, затем поворачивает за угол.

А потом Эйден заходит в дом с улицы, его тёмные волосы присыпаны снегом, а ярко-синие глаза блестят под очками в толстой чёрной оправе. Он выглядит как взбешённый Люцифер-ботаник.

— Надеюсь, это нечто важное, — рычит он, топая дальше по коридору.

Смирившись со своей судьбой, я стискиваю своё пиво и тоже направляюсь в подвал.

* * *

— Итак, ты сказал, что любишь её, — резюмирует Вигго, пристроившись на коробке в подвале, который далеко не такой пыльный, как раньше. Я очень надеюсь, что они этого не заметят. Как и свежие участки бетона, указывающие на то, что канализационные трубы были выдраны и заменены. — На протяжении месяца очаровывал