Тем не менее он ни разу не воспользовался полученным богатством. Частично, как думал Шанга, потому что Велисарий боялся подозрений, если воспользуется королевскими монетами или драгоценностями. Но в основном, подозревал Шанга, потому, что Велисарий берег деньги для побережья — чтобы нанять корабль или купить корабль, если у него при себе осталось что-то из драгоценных камней из сундуков.

Поэтому Шанга считал патана неразумным. Но он не укорял патана. Это в любом случае бессмысленно, словно спорить с камнем.

Главный следопыт уже много лет служил царю раджпутов. С тех пор как Шанга поймал его, после яростной схватки один на один, во время одной из многочисленных маленьких кампаний против горных варваров. На патана произвело большое впечатление мастерство и смелость победителя. На самом деле такое большое, что он попросил Шангу сделать его своим собственным рабом, а не продавать какому-нибудь ничтожному дураку.

Шанга удовлетворил просьбу и ни разу об этом не пожалел. Патан преданно служил ему много лет даже после того, как Шанга отпустил его на волю. На самом деле служил очень хорошо. Но Шанга знал ограниченность человека и давно отказался от надежды изменить его.

Два дня спустя, когда стены Аджмера поднялись над горизонтом, патан все еще ворчал.

— Чертов идиот, — услышал Шанга его бормотание. — Если бы я обкрадывал купца, я сделал бы по-другому. Он бы не жаловался. У него не осталось бы языка.

Конечно, в Аджмере они потеряли след. Даже более заметный след копыта, чем метка, которую оставляла одна из лошадей Велисария, был бы затерт движением в городе. Но Шангу это не беспокоило.

Он отправил часть своих людей (все — следопыты-патаны) кружить вокруг Аджмера. Уйти подальше от города, туда, где уже не такое движение, чтобы найти направление, в котором двинулся Велисарий. Отличительный след к этому времени был так же виден раджпутам, как и патанам. А пока Шанга и оставшиеся солдаты начали систематически обследовать сам город.

Они искали лошадей. Если точнее — воспоминания о лошадях.

Раджпутана была страной лошадей. Потрепанный купец сам по себе может пройти через Аджмер незамеченным. Но Шанга знал, точно так же как знал свое имя, что его соотечественники определенно заметили лошадей. Этих великолепных, отличных, королевских лошадей.

И определенно поиск лошадей оказался таким же легким, как поиск отличительного отпечатка копыта. Лошадей видели только пять дней назад у южных городских ворот. К середине дня Шанга уже допрашивал стражников.

— О, да! — воскликнул один из них. — Прекрасные кони! Редко таких увидишь! Такие хорошие, как у императорских курьеров!

Еще один стражник показал на дорогу, ведущую на юг.

— Двинулись в этом направлении. Пять дней назад.

— А человек? — спросил Шанга. — Как он выглядел?

Стражники переглянулись в удивлении.

— Не помню, — признался один. — Торговец, коробейник, может быть.

— Думаю, он был высокий, — сказал другой, в задумчивости по трепав бороду. — Думаю. Не уверен. Я смотрел на лошадей.

Через две мили к югу от Аджмера они встретили остальных наездников Шанги и следопытов-патанов. Они возвращались на север с новостью.

Следы обнаружили. В пяти милях, на дороге к. Камбейскому заливу.

— Вероятно, в. Бхаруч, — заявил Джаймал, когда они поскакали на юг. Заместитель Шанги смотрел вперед и вправо. Солнце начинало садиться за пиками Аравалли. — Но, может, и нет, — продолжал размышлять он. — Как только он окажется к югу от Аравалли, он может срезать на запад к заливу Кач и идти вдоль побережья назад к Бароде Будет окружной путь, но…

— Очень тяжело гнать лошадей по той жуткой дороге, — возразил Пратап. — И зачем беспокоиться?

Споры продолжались, пока они не встали лагерем на ночь. Шанга в них не участвовал. Пытаться перехитрить Велисария в отсутствие информации было чистой глупостью по его мнению. Они вскоре и так узнают. Следы скажут свое слово.

Последней его мыслью той ночью, перед тем как он заснул, стало размышление об иронии. Так странно, так грустно, что такого великого человека в конце концов можно победить чем-то таким ничтожным, как маленький камешек, попавшийся на пути.

Два дня спустя патан был сам не свой от ярости и негодования. Если у него и оставалось какое-то уважение к Велисарию, то теперь он его полностью отбросил.

Он склонился в седле. Громко сплюнул.

— Огромный идиотский зверь! Знал, что он глуп, как овца. Теперь он еще и ленив, как овца.

Патан обвиняюще показал на следы.

— Теперь едва тащится. Моя бабушка ходила быстрее. И сейчас бы прошла, несмотря на то что уже мертва много лет.

Громко сплюнул.

Очевидно, удовлетворившись, что отделался от любой погони, римлянин значительно снизил скорость после того, как покинул Аджмер. Шанга снова решил, что патан ведет себя неразумно. Да, Велисарий неосторожен. Но в то же время следует сделать скидки. В конце концов он же только человек. Римлянин несколько недель передвигался на большой скорости, установил себе жесткий темп. Неудивительно, что наконец он решил отдохнуть.

Не удивительно, нет, но вряд ли за это человека можно осуждать. Но это все равно ошибка, и при данных обстоятельствах фатальная.

Менее чем через два дня они догнали Велисария.

К концу дня на следующий день ведущий следопыт заметил его. Менее чем в пяти милях впереди, уже разбивающего лагерь на ночь.

Командующие раджпутов устроили быстрое совещание. Заместители Шанги настаивали, чтобы окружить лагерь римлянина и атаковать его этой же ночью.

Шанга не хотел об этом слышать.

— Не его, — твердо заявил он. — Не этого человека, не ночью. Во-первых, он может сбежать под покровом темноты.

Он поднял руку ладонью вперед, чтобы пресечь возражения Удая.

— Признаю это маловероятно. Меня волнует, что мы можем быть вынуждены убить его. Я хочу взять его живым. Это может оказаться невозможным, но если у нас есть шанс, то днем. В ночной атаке, с общей суматохой, шанса нет вообще.

Он посмотрел на небо. Западный горизонт уже стал пурпурным.

— И нет необходимости торопиться. Он разбивает лагерь, поэтому никуда не собирается. Мы используем ночь, чтобы тихо окружить его.

Он сурово посмотрел на заместителей.

— Тихо, — повторил он.

Они кивнули. Шанга уставился на юг.

— На восходе мы его возьмем.

Велисария брал сам патан. Следопыт даже не потрудился оглушить его. Он просто прыгнул на римского полководца, который все еще спал, закутавшись в одеяло — за полчаса до рассвета — вот ведь лежебока! — у углей, оставшихся от небольшого костерка — кто же разводит костер, когда ты пытаешься убежать, идиот! — и резко поднял его за волосы. Затем ножом порезал щеку римлянину. Один раз легонько полоснул, не больше, достаточно, чтобы пометить своего пленника.