восторги скоро утихли, на улицу вышли притихшими, как будто боялись испугать малыша, все улыбались и щурились от нежданно выглянувшего солнца и свежевыпавшего снега. Уже подойдя к машине, Арсений не утерпел и поинтересовался:

— Ну, как? Уже решили, как назовете малыша, или все еще думаете?

Наташа посмотрела на Александра и тихо сказала:

— Я решила.

Александр поднял бровь и стал вглядываться в лицо малыша, для него такой ответ жены был неожиданным.

— Ну, подскажи, поведай, как тебя называет мама? У тебя впереди долгая жизнь и твое имя может принести тебе удачу, и может быть, ты станешь знаменитым и прославишь свое имя?

Александр посмотрел на Наташу:

— Не колется. Молчит. Это влияние нашего партизанского прошлого. Ну, скажи хоть ты, что ты решила?

— Я назвала его Андреем.

Услышав это имя, Анна вздрогнула, ей сразу захотелось взять малыша на руки, она подумала, что будет любить его, как родного. Да, почему будет? Она уже его любит. В ее жизни два имени имеют особое значение, это Андрей и Арсений. Арсений сейчас с ней, теперь снова будет и Андрей.

Арсений взглянул на Александра:

— А что? Андрей Александрович, звучит очень даже солидно и красиво.

Александр снова посмотрел в лицо сына:

— Здравствуй, Андрюша. Поехали домой?

Арсений открыл заднюю дверь автомобиля:

— «Победа» машина небольшая, все не поместимся. Анна с Наташей и малышом садитесь сзади, Саша впереди, а мы с Гришей и Ларисой прогуляемся, осмыслим произошедшее.

Анна забралась на заднее сиденье и попросила Наташу:

— Можно я подержу Андрюшу? — она бережно взяла его на руки и глаза ее наполнились слезами.

Этот день и все последующие были наполнены для Александра новыми необычными впечатлениями, они с Наташей учились быть родителями. По возможности прибегала Лариса, молодым родителям старалась помогать и Анна, но и у нее и у Ларисы не было опыта обращения с грудными детьми, и в сложных ситуациях приходилось искать помощи и совета у соседей по квартире. Они этим опытом делились с удовольствием, у них уже было двое детей, ждали третьего, так что обещали, что Андрюше в этой квартире будет жить не скучно.

Постепенно у молодых родителей развились необходимые навыки, и появилась уверенность, они привыкли к новому расписанию. Наташа первые два месяца могла оставаться дома с ребенком, потом следовало выйти на работу. В ясли двухмесячного малыша отдавать не хотелось, на помощь пришла Анастасия Георгиевна, они с Наташей, Ларисой и Анной по очереди занимались малышом, Наташа и Анна, когда не были заняты на работе, Анастасия Георгиевна и Лариса все оставшееся время.

Атмосфера в семье, в которой теперь окончательно соединились два дома, дом Панариных и дом Гавриных была легкая, светлая и прозрачная, наполненная радостью общения, добрыми отношениями и равенством всех поколений, с поправкой на то, что все же самое главное положение в семье занимал маленький Андрюша. Эта атмосфера была такой, когда дело касалось своих внутренних семейных отношений, но, если речь заходила о каких-то внешних обстоятельствах, особенно если дело касалось служебных дел, то настроение у собеседников портилось, говорить об этом не любили, но избежать таких разговоров было невозможно. Все, что происходило снаружи, так или иначе, влияло на каждого члена семьи.

Александр, когда удавалось, выкраивал время для прогулок с малышом. Он брал коляску и отправлялся на Чистопрудный бульвар, иногда захватывал текст новой пьесы, иногда старой. Хотелось освежить уже заученную привычную роль, если казалось, что в ней появилась некая затертость, поношенность. Бывало так, что просто хотелось побыть наедине со своими мыслями, тогда он откладывал бумаги, садился на скамью. Малыш спал, а Александр погружался в раздумья и воспоминания.

В последнее время он заметил за собой особенность, от которой становилось не по себе, но с этим приходилось мириться. Находясь наедине со своими мыслями, он отправлялся исключительно в прошлое. Думать о будущем как-то не получалось. Настоящее все больше и чаще преподносило неожиданные и неприятные сюрпризы, и чем дальше, тем реже возникало желание заглянуть за горизонт, посмотреть, что ожидает нас там, пусть даже в самом недалеком будущем. Это касалось, как службы в театре, так и обычной повседневной жизни.

Александр помнил, как сразу после войны, когда он только вернулся в театр, усилились признаки партийного давления с установкой на советский патриотизм, это незамедлительно проявилось в требовании руководства культурой исправить перекос, привычно существующий в театре в пользу старого классического репертуара и больше внимания уделять пьесам современных советских авторов.

Думали, рассосется, но стала нарастать борьба, не только с памятью о нашем дореволюционном прошлом, но и с вредным влиянием вражеского капиталистического окружения страны, появились требования запретить постановки пьес буржуазных авторов, даже вышли партийные постановления с установкой на усиление патриотической работы. Театр и не только театр, вся жизнь ограничилась узкими рамками бытия и творчества, которые устанавливало партийное начальство, а ведь совсем недавно война позволила очень многим советским солдатам и офицерам познакомиться с бытом, образом жизни, традициями и ценностями обыкновенных жителей старой Европы.

Знакомились по-разному, кто-то пропускал через голову и душу увиденное, кто-то паковал и отправлял на Родину то, что оказывалось в руках или можно было получить силой. Теперь все это богатство находится в домах ныне действующих и бывших офицеров, радует глаз их жен и детей и рождает мысли о том, как неплохо было бы устроить свою жизнь по образу и подобию увиденного в даже разрушенной и разоренной Европе. Не исключено, что такие мысли могли возникнуть и в головах жен и детей партийного начальства.

Как это может не беспокоить тех, кто поставлен беречь советский строй? Была война, и капиталистический враг на время стал союзником. Бывший враг оказывал помощь, помогал бороться с голодом, присылал одежду и обувь. Гриша до сих пор ходит в американском френче и высоких ботинках на толстой подошве, все помнят американскую тушенку и шоколад. Теперь это необходимо стереть из памяти и это лучше всего, получается, когда в головах обыкновенных советских граждан поселяется страх. Для этого есть надежные и давно проверенные средства и инструменты, это ненависть, зависть и конечно активисты, которые с готовностью и энтузиазмом заклеймят поборников и почитателей западной культуры и чуждого образа жизни.

Для краткости и удобства, людей похожих на таких поборников и почитателей, стали называть космополитами, а поскольку слово не очень понятно простому человеку то, для упрощения восприятия космополитизма, как явления вредного для советского общества, к нему стали относить людей с нестандартным мышлением, думающих и читающих. Лучше всего для этого годились интеллигенты, поэтому начали с ученых.

В научных организациях и