но он и без того старался ухаживать за всеми пострадавшими животными так, как будто это были его самые близкие и родные люди. Он и от санитаров, бывших в его подчинении, требовал такого же отношения к этим собакам и настаивал на немедленном увольнении того из них, кто отнёсся к доверенным пациентам грубо или небрежно. Дядя Вася гордо называл свой питомник «Клиника профессора Огнева», и от всех своих подчинённых, а также и врачей, приходивших делать перевязки оперированным «больным», требовал самого серьёзного отношения к делу.

«Клинику» довольно часто навещал и профессор Огнев. Дядя Вася обстоятельно докладывал ему о поведении и положении своих пациентов. Все они были под соответствующими номерами, а некоторые, уже старые, имели и клички. По номеру всегда можно было узнать, кто оперировал ту или иную собачку.

Многим из курсантов пришлось основательно краснеть, когда профессор Огнев перед очередной лекцией просил таких-то и таких-то встать и суровым голосом произносил:

— Так вот, малоуважаемые, ваш пациент-то сдох. Да-да, сдох-с! А патологоанатом нашёл, что в операции были допущены такие ошибочки! Вот проштудируйте-ка эту главу! Павел Семёнович, — обращался он к ассистенту, — подзаймитесь-ка с этими «хирургами» дополнительно. А вообще, по практике всё равно пока получите «нeyд». Да-с.

Со страхом и нетерпением Борис Алёшкин и вся его группа каждый день старались поймать дядю Васю, чтобы узнать о состоянии здоровья своего пациента. Конечно, эти посещения были для дяди Васи достаточно выгодны. Особенно расщедривалась «якутская помещица», как прозвали врача из Якутии Алёшкин и Соколовский. Она проработала более 15 лет, была одинока, и, как сама говорила, не знала, куда девать деньги. То ли заботливый уход дяди Васи, то ли то, что все в группе Алёшкина к своей работе отнеслись достаточно ответственно, то ли просто повезло, но их собачка, одна из немногих, оставалась живой не только через семь дней после операции, но и до конца курса на этой кафедре. Поэтому на экзамене профессор Огнев поставил всем членам группы за практическую операцию на животном «отлично». Также «отлично» получили они за операцию на трупе. Тут и Алёшкину, и другим оказала большую помощь якутский врач, которая, будучи чуть ли не единственным хирургом в одной из больниц Якутии, самостоятельно делала почти все операции, доступные хирургам того времени, по некоторым даже имела свою методику. Она щедро делилась опытом с более молодыми коллегами, её советы очень помогли Борису. Кроме того, он усердно наблюдал, а при возможности и ассистировал, всем остальным из своей группы при проведении операций. Операции на трупе делались каждым курсантом по указанию ассистента и под его наблюдением. Борису досталась ампутация в средней трети голени. С ней он справился удачно, заслужил похвалу ассистента и оценку «отлично».

Конечно, никто из его группы, а также из преподавателей, даже и не догадывался, что Алёшкин только в этом году окончил институт. Все считали, что он уже, по крайней мере, имеет 7–8 лет врачебного стажа, ну а сам Борис никого в этом не разуверял. Очевидно, анкеты, которые они заполняли при зачислении на курсы, были чистой формальностью, и руководители их содержанием не интересовались. А Борис, между прочим, всё время тревожился: «Вдруг, в конце концов, разберутся? Увидят, что я ещё врач почти никакой и отчислят с курсов — мол, сперва поработайте, а потом и усовершенствоваться будете». Но так, до конца, стажем Алёшкина никто и не заинтересовался.

А вот его недавние госэкзамены и старательная подготовка к ним сослужили свою службу. Через две недели курс топографической анатомии и оперативной хирургии закончился, начались экзамены, их проводил сам профессор Огнев. Все говорили, что он очень строг и самое главное — спрашивает не по привычным вопросам, которые существуют в учебниках, а по какой-то своей методике, например: вам нужно ампутировать нижнюю конечность на уровне средней трети бедра, расскажите по порядку, с какими сосудами, нервами, мышцами вы встретитесь, начиная с наружной стороны от кожи; или — пуля пробила грудь на уровне пятого межреберья, слева, по сосковой линии, что она повредила, ваши действия; или — ножевое ранение в живот, в правом подреберье, глубина 10 сантиметров, что повреждено? Ну и всё в подобном роде. Алёшкину даже понравилась такая методика, только немного удивляло, почему почти все вопросы касались ранений, ожогов, ушибов и не было ни одного, относящегося к заболеваниям.

Группа № 12, в которой старостой был Алёшкин, сдавала экзамены на третий день, да и то уже поздно вечером (более трёх групп в день профессор принять не мог). Правда, на экзамене присутствовали и ассистенты, но они вопросов не задавали, а только старались как-нибудь помочь тем из курсантов, с которыми проводили практические занятия. Борис Петрович Огнев на них сердился, кричал:

— И что вы лезете со своей помощью? Там, где он (или она) работать будет, вас ведь рядом не окажется! Пусть сами думают!

И, к не малому огорчению некоторых уже довольно опытных врачей-хирургов, им приходилось уходить с очень скромными оценками знаний, а то и вовсе сдавать повторно.

Как-то так случилось, что в дни подготовки к экзаменам, в комнате, где жили Алёшкин и Соколовский, собиралась почти всегда вся их группа. Они усиленно повторяли пройденный материал, во-первых, по конспектам лекций профессора Огнева, которые очень хорошо вели Алёшкин и молодая врач-украинка Черненко, и, во-вторых, по тем ответам на вопросы, которые использовал Борис при подготовке к госэкзаменам. Благодаря такой совместной работе, а также тому, что, наслушавшись жалоб от курсантов, сдававших экзамены до них, вся группа готовилась очень тщательно, они сумели получить оценки «хорошо» и «отлично».

На экзамене с Алёшкиным произошёл очередной казус. Во время лекций профессор очень часто задавал аудитории вопросы, относившиеся к предыдущему материалу. Одним из первых вызывался отвечать Борис. Профессор Огнев обладал даром искусного оратора, читал лекции в своеобразной, но очень живой манере, а курсант Алёшкин старательно конспектировал сказанное, да ещё потом работал с конспектом, поэтому его ответы всегда оказывались достаточно исчерпывающими и правильными, что вызывало громкое одобрение Огнева. Наверно, поэтому, когда группа явилась на экзамен, профессор начал опрашивать слушателей не по порядку алфавитного списка, а по какой-то ему одному известной схеме. В результате Борис отвечал последним. Для сдачи экзаменов в аудиторию заходила вся группа, рассаживалась на передних рядах и, поглядывая на стены с рисунками и муляжами различных частей человеческого тела, напряжённо замирала в ожидании каверзных вопросов профессора. Алёшкин привык отвечать первым, но на этот раз ему пришлось выслушать ответы всех, пережить ошибки тех, кто отвечал не особенно уверенно, и основательно