– Что ж никому из семьи не сказали? Ни мне, ни отцу, ни брату.

– Боимся, боимся… – Она пуще ударилась в слезы, и я узнала, что одну служанку, самую из всех кроткую, двое степских подстерегли вечером и завалили в конской клети. Уже несколько дней она не приходила к нам, отцу сказали, что заболела, он велел послать ей сушеных ягод.

Мое сердце забилось гневом.

– Овцы вы! Куропатки безмозглые! Да как же можно о таком молчать?! Я сейчас же найду их царя, пусть прибьет этих собак!

Тут как раз вернулся Санталай.

– Брат! – закричала ему. – Брат, где охотится нынче степской?

– Что случилось, сестренка? От твоего гнева стрелы летают.

– Где Атсур? Он нужен мне.

– Не охотится он сегодня, и где он, не знаю.

– Нет? Отчего же? – я опешила.

– Уже несколько дней, как не собирает охоты. Или ты не знала?

– Не знала. Очи мне сказала утром, что зверовать поедут.

– Верно, с Очи и поехали, наши леса решила ему показать. Только в поле нет его, сокола не летают.

– Как странно. А братья, а наши воины с ними?

– Не знаю, сестра. Я не видел их. Одно лишь знаю: меня там нет и брата Бортая тоже, к нему сейчас ездил поправлять крышу. Нет там и брата Стибора, его отец еще вчера в нижний стан отправил за хлебом.

Я совсем растерялась. Не одна же Очи с Атсуром в тайгу ускакала? А если и так, что она в голову себе взяла?

– Спасибо, брат, – отвечала я. – Попробую их нагнать.

– Да что случилось? – кричал Санталай вслед, но я уже погоняла Учкту в гору, в Очишкины охотничьи места.

Странная мысль упала мне в голову: неспроста моя Очи заводит в лес степского царя. Для чего, я не понимала, но сердцем чуяла, куда она могла поехать: небольшое озеро лежало в горах недалеко от нашего стана, а по пути к нему, в тихом логе, когда-то держала Камка табун своих мохнатых коньков, там Очи иногда отдыхала – у них с матерью была там сокровенная землянка.

Туда и погнала я Учкту, но моя верная лошадь измаялась, стала оступаться и в глубоком снегу не могла идти. И понукала я ее, и просила – ни в какую. Меня же охватила такая дрожь, будто я сама на охоте. Прицепила к ногам снегоступы, спрыгнула с Учкту, ударила ее, чтоб к дому спускалась, а сама побежала в тайгу.

Очень скоро я нашла следы двух коней: Очи и Атсур ехали рядом. У Очишкиного коня, как обычно, хвост был подвязан и не задевал снег. У Атсура конь был ниже и мел мохнатым хвостом, оставляя забавный след. Я вспомнила шутку Талая, что у всех степских хвост, и посмеялась про себя. Быстро побежала за ними.

Спокойно, неспешно шли они рядом. Не на охоту ехала Очи, сразу видно, о звере не думала и не выслеживала. Даже там, где лисий след близко лег от тропы, не задержались они. Разговором занятые, вперед только и глядели. Но о чем говорили? Что могло захватить мою Очи больше, чем прекрасный зверовой лес?

Вот свернули, отправились по руслу ручья. Вот куропатки порхнули из-под снега. Очи подбила одну. Но не выслеживала она их, пока не наехали конями, не птицевала. Все больше я дивилась.

После полудня они остановились у каменной скалы, гладкой как стена, развели огонь, зажарили ту самую куропатку, потом пожевали снега и поехали дальше. Вот что-то случилось меж ними, конь Очи скакнул, а Атсуров замешкался, но скоро нагнал, пошел сзади, след в след… Что-то смутное рисовалось мне, будто я уже видела это, но вспомнить не удавалось, когда и где.

Уже начинало смеркаться, и я поняла, что их не догнать. Все пыталась сложить в голове, что Очи могла показывать в этих местах. Обычные были леса, ни зверя особого, ни птицы. Когда же отвлеклась от следов, стала замечать, что Очи Атсура водила не прямо, а будто сама не знала, куда едет, или ждала чего-то. Но близился вечер. Оставив слежку, я сообразила, в каких местах, сократила дорогу и направилась к стану.

И на спуске с горы чуть не налетела на них. Вовремя заметила сверху двух всадников и остановилась, чтобы не выдать себя хрустом снега. Под горой, неспешно, как я и думала, они возвращались к стану. Рыжая шапка Атсура, яркое пятно на белом снегу, мерцала между деревьев.

– Странная ты, – говорил он с усмешкой, его слова в тишине легко долетали до меня. – Откуда только явилась такая вольная среди этих лесных людей, темных сердцами и смутных мыслями?

– Я говорила тебе уже: я не в стане росла.

– И правда. Но что же ты хочешь? Зачем водила весь день за собой и не дала даже волос коснуться? Даров не принимаешь, сама ничего не просишь. Чего тебе надо?

– Чего я хочу, ты узнаешь завтра, если поедешь со мной. Сегодня не время, я поспешила. Поедешь завтра?

– Опять? – дальше слова до меня долетали плохо. Они уже скрывались за горой, и мне с величайшей осторожностью приходилось следовать за ними, ведь моя Очи – отличный охотник, услышит скрип снега и обнаружит меня. – Завтра последний день живу среди ваших. Царевна ответ должна дать.

– Твой путь, тебе править, – равнодушно сказала Очи. – Что ж ко мне стелешь дорогу, если царевна тебе люба?

– Хе, думаешь, она по сердцу мне? – Он даже расхохотался. – Жена для царя – и меч, и заложник. В степи меня пятеро жен ждет, с первой отец поженил, когда и ходить-то не умели оба. Это в ваших людях жена одна, а вторая появиться может или чудом, или случайно. Не понять, как и живут ваши мужчины.

Он хохотал. Очи хлестнула коня и стала круто спускаться с горы. Лошади приседали на задние ноги, всадники почти легли им на круп. Я дождалась, пока спустятся, и повернут в тайгу, тогда слетела кубарем и стороной, обходя далеко, побежала следом. Слова их до меня не долетали, и весь разговор открыла мне позже сама Очи.

Как спустились, Атсур стал опять уверять, что, сколько бы жен ни имел, а такой, как Очи, не видал, и она одна ему в голову теперь засела, как никто раньше. Видел он, что не по нраву ей такие слова, но остановить речь не мог. Однако, сколько ни убеждал ее, одно становилось ясно: женщины – что песок для него.

– Сейчас царевна точно кобыла упрямится, но станет мне женой, присмиреет. Пока я все по ее капризу делаю, а она только брови гнет. Потом ей это время сладким сном покажется. А как поедем в Степь, я тебя с собой возьму. Там осыплю золотом, лучших коней дам, лучших соколов и сокольничих, псов поджарых для загонной охоты – все тебе подарю.

– Отчего ты уверен, что поедет с тобой царевна? – спросила Очи.

– Разве не видишь, что она изменилась, иначе смотрит, а порой такой взгляд кинет – так лишь невеста на жениха глядит, поверь, мне это известно.

– Она верная дева Луноликой и вождь воинов. Она не отступит от доли.

– Но ведь и ты дева Луноликой, а по лесу с мужчиной ездишь одна и ничего не боишься.

– Я не такая, я дикая и без стыда живу.

– Вот и она стыд забудет. Верное средство дали мне перед дорогой сюда. Оно уже действие возымело, точно знаю.