— Ты меня выведешь из себя, Том!

— Ладно, молчу, молчу… Я знаю, Фриско, в твоей душе нет страха… — Райдер потер лоб ладонью. — Но как же нам действовать дальше? Если мы продолжим плавание по Реке, то Пит окажется у северного полюса куда быстрее нас… Представляю, какой прием нас ждет!

— Послушай, что мы морочим друг другу головы! Разве Пит может быть одним из Них? Эти существа превосходят людей, а он совсем не супермен. Не обижайтесь, Пит.

Том прищурился, всматриваясь в лицо Фригейта.

— Может, он притворяется… Сомнительно, конечно чтобы, он мог морочить нас четверть века…

— Давай расскажем ему все. Что мы теряем? Я хранил эту тайну двадцать девять лет.

— Ты уже наговорил слишком много!

— Нет, посмотрите-ка на него! Ты бы уж помалкивал, старый болтун!

Фарингтон зажег еще одну сигарету, Райдер последовал его примеру, затем спросил:

— Хотите закурить, Пит?

— А вы не попытаетесь прикончить меня в дыму? — Фригейт достал из сумки сигару. — Послушайте, мне пора выпить.

— Нам тоже. Том, похозяйничай… вот в этом шкафу… А потом мы поговорим. Господи, точно камень с души свалился!

— Это случилось в темную и бурную ночь, — Том улыбнулся — видимо, припомнил классическое начало историй о привидениях. — Джек и я…

— Давай оставим прежнее, Мартин. Как договаривались. Даже когда мы только вдвоем.

— Ладно, но тогда ты был Джеком. Я познакомился с Фриско тут, в долине, но друзьями мы стали не сразу. Наши хижины стояли бок-о-бок, мы оба служили в береговой охране местного лорда. Однажды ночью, когда я был свободен от дежурства и спал у себя в хижине, кто-то разбудил меня, тронув за плечо. Я было подумал, что это Говардайн, моя подружка. Ты помнишь ее, Кид?

— Красавица, — подмигнул Мартин Фригейту. — Рыжая шотландка!

— Не сбивай меня! Одним словом, это была не Варди — она крепко спала, я слышал ее ровное дыхание. Тут отблески света упали на темную фигуру, что стояла рядом с постелью. Я хотел схватить томагавк, но не смог шевельнуть даже пальцем. Лежу я и размышляю о том, как вредно баловаться с наркотиками и какое представление меня ждет. Впрочем, реальность была бы еще хуже — тот малый мог запросто обрезать мне уши.

— При новых вспышках молний я разглядел затаившегося незнакомца и совсем запаниковал. Он был закутан в широкий черный плащ. А голова? Ее вовсе не было… то-есть я хочу сказать, она скрывалась под огромным шаром. Лица я не разглядел, но он-то видел меня прекрасно — даже в темноте.

— Двигаться я не мог, но дара речи не потерял и говорю ему: «Кто вы такой? Что вам нужно?» Я почти кричал — надеялся разбудить Варди, — но она так и не проснулась. Я думаю, ее тоже напичкали наркотиками… или загипнотизировали.

— Низким голосом незнакомец ответил мне по-английски: «У меня мало времени, поэтому подробности придется опустить. Имя мое значения не имеет — в любом случае я не мог бы назвать его вам, потому что Они сумели бы извлечь из вашей памяти все, что Им нужно.»

— Я поинтересовался, что значит «извлечь из памяти». Происходящее все больше поражало меня. Теперь я отчетливо понимал, что не сплю.

«Они могут узнать обо всем, что здесь говорится и делается, — ответил пришелец. — Понимаете, в вашем мозгу прокручивается что-то вроде… вроде киноленты. Они даже имеют возможность вырезать из нее кусок — и все, что хранили эти кадры, исчезнет из вашей памяти. Но если это произойдет, я встречусь с вами и повторю еще раз».

— Кто такие «Они»? — спросил я.

— «Люди, преобразовавшие эту планету и воскресившие вас. А теперь слушайте меня и не перебивайте».

— Вы меня хорошо знаете, парни — я не стану возводить напраслину на человека… но этот тип разговаривал так, словно весь мир — его собственное ранчо, а я — нищий ковбой… Но что я мог поделать?

— Незнакомец продолжал: «Они живут в Башне, расположенной в центре северного моря. Вы, наверное, уже слышали о ней — нескольким людям удалось добраться до окружающих море гор».

— Тут мне бы спросить его, не он ли подвесил в тех краях веревку для спуска с обрыва и прорыл туннель. Но тогда я еще не знал о них.

«Но люди не сумели попасть в Башню, — рассказывал он. — Один из них умер, сорвавшись со скалы в море. Его опять вернули в долину… без всяких потерь».

Том помолчал, потом задумчиво произнес:

— Очевидно, он каким-то образом узнал об этом. Затем он добавил: «Но остальные… они не помнят ничего». Похоже, этот тип пропустил кое-какие подробности о египтянах — во всяком случае, о том, что Пахери удалось смыться. А может, он все знал, только не успел мне сказать… Но я так не думаю.

— Тем временем пришелец продолжал: «Скорость, с которой распространяются новости по Долине, просто поражает. Тот человек, что упал с горы, после возвращения многим рассказывал свою историю; ее теперь знают повсюду. Вы ее слышали?»

— Еще нет, — ответил я.

— «Без сомнения, скоро услышите. Если поплывете вверх по Реке, то вам изложат какой-нибудь из вариантов, — он сделал паузу, потом неожиданно спросил: — Вас, конечно, интересует, почему людей воскресили после смерти и перенесли в этот мир?»

— Я подтвердил, и он принялся объяснять мне: «Мой народ, этики, осуществляет научный эксперимент. Вас поселили здесь, перемешав все расы и нации, времена и эпохи, только затем, чтобы изучить ваши реакции и зафиксировать их для последующей классификации. Затем, — в его голосе зазвучало негодование, — после окончания эксперимента, после того, как вас поманят надеждой на вечную жизнь, проект завершится. Они покончат и с ним, и с вами. Вы умрете — умрете навсегда. Вас более не воскресят; вы превратитесь в прах, вечный и безвозвратный!»

— Чудовищная жестокость! — воскликнул я, забыв, что он не дал мне разрешения говорить. — «Нечеловеческая, — подтвердил он. — В их власти подарить вам вечную жизнь, пока существует солнце! Даже дольше — весь род людской можно перенести на другую планету, к юной звезде… Но нет! Они считают людей недостойными бессмертия!»

— Если не ошибаюсь, «этик» происходит от слова «этический», — сказал я. — Но то, что вы рассказали — безнравственно!

Тут он замолк на мгновенье, а затем сказал:

— «Они считают безнравственным давать вечную жизнь тем, кто ее не заслужил».

— У них не лучшее мнение о нас.

— «У меня тоже. Но мнение — хорошее или плохое, как и теоретические домыслы по этому поводу, — не имеют ничего общего с аспектами нравственности».

— Как же вы можете любить тех, кого презираете?

— «Это нелегко… истинно нравственное деяние всегда трудно дается».

При вспышке молнии я увидел его правую руку с каким-то прибором на запястье, напоминавшим мужские часы; он испускал мерцающее сияние. Я не мог разглядеть его как следует, но слышал доносившийся оттуда мягкий голос, словно из приглушенного радиоприемника. Язык был мне незнаком… такого я никогда не слышал. Его кисть казалась широкой, но пальцы — длинными, тонкими.