Это так увлекательно: смешивать, экспериментировать, пробовать, а потом, затаив дыхание, ждать, когда можно будет вынуть затвердевшее мыло и полюбоваться. Как подарок в детстве: с замиранием сердца развязываешь ленты, открываешь обертку… Бывает, результат оказывается далеким от задуманного — например, густой благородно-винный оттенок гибискуса превращается в бурую невнятицу, а бывают, напротив, неожиданно эффектные сочетания.

И лишь залив последнюю порцию, я поймала себя на том, что тихонько напеваю колыбельную. Благородная кастилия — лучшее мыло для детей…

Перепачканные едким раствором перчатки не позволяли вытереть льющиеся по щекам слезы.

По комнате гулял сквозняк из-за распахнутого настежь окна, в дымоходе завывал ветер, поэтому тихое: «Можно?» застало меня врасплох.

Я вздрогнула, но, убедившись, что это всего лишь Петтер, успокоилась. Только отвернулась к формам, чтобы остроглазый мальчишка не заметил мои мокрые щеки.

В последнее время мое настроение слишком походило на свирлы[29]: хаотично намешанные цветные мазки. К тому же эти приступы слабости и головокружения… Пора брать себя в руки!

— Вы что-то хотели? — поинтересовалась я, споласкивая в тазу посуду, и поежилась от сквозняка. Техника безопасности требует, чтобы комната, где работают со щелочью, как можно лучше проветривалась, а зимой это бывает не слишком приятно. — Будьте так любезны, закройте окно. Уже можно.

— Да, — кратко отозвался Петтер, судя по звуку, борясь с оконной задвижкой. — Господин полковник приказал передать, что не успеет вернуться к обеду.

— Спасибо, — стягивая перчатки, сдержанно произнесла я. — В таком случае я тоже не буду обедать. Пожалуйста, сообщите об этом Сольвейг.

— Как прикажете.

Однако уходить он не торопился. Пришлось обернуться и, схватив первый попавшийся пузырек, уточнить:

— Что-то еще?

Слезы уже высохли, а покрасневшие глаза легко списать на едкие реактивы. Только, боюсь, Петтера это не обмануло.

— Да! — выпалил он, шагнул ко мне и вынул из кармана какой-то мешочек. — Вот. Это вам.

Мой нос безошибочно подсказал, что это было. Кофе! Превосходная арабика, в меру обжаренная и только что смолотая. Чуть-чуть корицы, немножко шоколада, капелька карамели и целое море горечи.

— Спасибо, — не доверяя себе, я предпочла спрятать руки за спину и отвернуться, якобы заинтересовавшись огнем в камине. — Однако вам не следовало… Это слишком дорогой подарок.

Само собой, мне даже в голову не пришло, что его мог прислать Ингольв.

— Не беспокойтесь, я могу себе это позволить, — улыбнулся Петтер, все так же протягивая мне заветный мешочек. — Уннер сказала, какой сорт вы любите.

— Вам не следовало! — покачав головой, повторила я.

Ему и вправду не стоило преступать границу между молчаливым обожанием и ухаживаниями. К тому же просить совета у Уннер?! Впрочем, она ни о чем не подозревала.

Но как же отчаянно хотелось кофе!

Видимо, Петтер понял причины моих сомнений и, приняв самый независимый вид, объяснил:

— Вы же меня вылечили! Считайте это гонораром.

Я невольно усмехнулась: Локи, что за маленький хитрец!

— Это слишком большая плата за лекарство от простуды. — И, видя, как он упрямо нахмурил темные брови, добавила, протягивая руку: — Но я принимаю ее с благодарностью.

Петтер просиял улыбкой, удивительно его красящей, и осторожно вложил в мою ладонь свой дар.

Надо думать, мальчишка охотно присовокупил бы к нему и собственное сердце (он вовсе не казался излечившимся от привязанности ко мне), но уж его-то принимать я точно не собиралась. Наверное, мне не стоило уступать ему даже в малости, однако устоять перед кофе я не смогла.

— Выпьете со мной? — предложила я, разжигая огонь на спиртовке, и судорожно пытаясь сообразить, осталось ли у меня печенье с арахисом или хоть что-то, что можно было предложить гостю.

— Нет, — с явственным сожалением отказался он, надевая фуражку. — Мне пора.

И откланялся, оставив меня в обществе кофе, уже поднимающегося шапкой над медной джезвой. Петтер не поскупился, так что от каждой капли превосходного напитка я получила истинное наслаждение.

Настроение мое от этой, казалось бы, мелочи, стремительно пошло вверх. Напевая, я принялась за мазь от обморожения, смешивая масла ши, жожоба, какао, кокоса, авокадо и облепиху. Потом по капле добавила настойку календулы и эфир лаванды. Оставалось каллиграфическим почерком (что всегда требовало от меня немалых усилий) заполнить этикетки и расфасовать мазь по баночкам. Скоро она пригодится — разумеется, если еще не все разуверились в аромагии.

— Можно войти? — отвлекая меня от этого священнодействия, прозвучал звонкий голосок.

Девушка, которая стояла у входа, была бы хороша, как картинка, если бы не россыпь прыщиков на щеках и приторно-ванильный, до отвращения сладкий запах.

— Конечно, проходите, присаживайтесь, — гостеприимно предложила я, снимая фартук. — Выпьете чего-нибудь?

Она втянула носом витающий в комнате аромат кофе, поморщилась и отказалась:

— Нет, я ненадолго. У меня к вам очень… личное дело.

— Слушаю вас, — усаживаясь в кресло напротив, я постаралась принять заинтересованный вид.

Судя по платью, шляпке и драгоценным серьгам, слишком дорогих для этого времени суток, девушка происходила из хорошей семьи, но едва ли постоянно проживала в Ингойе. К тому же в лицо я ее не узнала, а со всеми дамами из местного высшего света я была знакома хотя бы шапочно.

Не решаясь заговорить, девица щелкала замочком ридикюля и кусала алые губки.

— Не беспокойтесь, — видя сомнения клиентки, я поспешила уверить: — Все, что вы мне расскажете, останется между нами.

— Ну ладно! — с видом, будто делая величайшее одолжение, неохотно согласилась она. — В общем, есть один господин, который… Ну вы понимаете, он за мной ухаживает. Сопровождает на балы, дарит шоколад, и…

Она замялась и опустила взгляд на свои руки, нервно комкающие платок.

— И? — подняв бровь, уточнила я, не понимая, при чем тут я.

— И ничего! — она словно взорвалась яростью — ароматом перца чили. — Ухаживает! Уже третий год!

Несчастному платку грозила участь в ближайшие минуты превратиться в ворох ленточек.

— А вы не пробовали… немного подтолкнуть его к объяснению? — тщательно подбирая слова, предположила я.

— Пробовала! — энергично подтвердила она, разрумянившись. — Чего я только не пробовала…