не было бросать тебя! И нет, Надя, я с ней не… — Павел зажмурился, на лбу выступили капельки пота.

— Позвать врача? — испуганно прошептала Надя.

— Нет-нет, все хорошо… Только я начну с самого начала, ладно?

Чарушиной оставалось лишь кивнуть.

— Когда я тебя встретил, то понял, что такое настоящее счастье. Я не могу упустить эту важную вещь в своем рассказе, потому что на тот момент, как мне казалось, был глубоко и безнадежно отравлен жизнью, которую вел. А ты излечила меня, будто глоток живой воды.

Разумеется, любой женщине было бы приятно услышать подобное, но Надя, вдруг опять попав в омут тихого бархатного голоса Ржевского, специально впивалась ногтями в собственные ладони, чтобы не позволить себе окончательно утонуть в нем.

— Лиза… О ней ты хочешь услышать, — сказал он и поймал ее взгляд. — Мне сейчас трудно говорить об этом, я все еще пытаюсь осознать то, что произошло, и насколько я был глуп. Мы познакомились с ней в молодежном лагере. Это в…

— На Беглицкой косе.

— Да. Нам было по шестнадцать. Впервые попав на море, я полюбил его всей душой. Удивительное время. Впрочем, как и все в юности. Лиза поразила меня своей какой-то невероятной бесшабашностью, смехом и отношением ко всему. Я был довольно замкнут, а знакомство с ней дало мне толику иного восприятия жизни. Она… — Павел облизал губы и дернул шеей.

Наденька спохватилась и налила воды. Ржевский с благодарностью припал к краю стакана, пока она придерживала его голову.

— Она стала моей первой любовью и… в общем, первой, — его кадык несколько раз дернулся вверх-вниз.

Наденька замерла, широко раскрыв глаза.

— Потом я уехал. А адрес, который она мне дала, потерял. Да и школа началась. Но, понимаешь, я все равно переживал, думал о том, что она ждет от меня письма или звонка. Я чувствовал себя подлецом. Говорят, первая любовь не ржавеет. Но это не о том, что она может вернуться в самый неподходящий момент. Это о том, что в юности мы очень искренны и чисты. Там негде появиться ржавчине.

— И вот, ты встретил ее здесь, в нашем городе…

— Да, совершенно случайно. В толпе я бы, наверное, не узнал ее, но она окрикнула меня.

— И меня в твоей жизни тогда еще не было, — подсказала Надя.

Ржевский болезненно усмехнулся:

— Да, тебя еще не было. Но была Лиза. Но в этот раз ее напор меня уже не настолько радовал. Разумеется, я пригласил ее в ресторан. Думал, мы просто вспомним юность, но она сказала, что всегда любила меня. Что после той нашей ночи забеременела, но от плохой жизни решила избавиться от ребенка. Семья у нее была неблагополучная, так что рассчитывать на их поддержку не приходилось. А я даже не знал, что сказать. Что я мог понимать тогда, будучи мальчишкой? Кроме того, что мои родители были прекрасными добрыми людьми и, узнав обо всем, конечно, приняли и помогли бы Лизе.

— Ты поверил ей.

— Да, поверил. И понял, что она не прочь возобновить наши отношения. Но я был уже совсем другим человеком. Я не смог. На удивление, она легко согласилась. А затем рассказала, что бывший любовник издевался над ней, держал на цепи. В общем, она жила в каком-то кромешном аде. Что не хочет огласки. Что ей нужно как-то изменить свою жизнь, закрепиться на более высоком уровне. Я дал ей денег. Предложил снять квартиру. Но ей было мало этого. Я не знал, как это устроить. Но как-то в разговоре с Половиковым он дал мне кое-что…

— И ты пришел к Максиму Тураеву с предложением брачного контракта.

— Знаешь, когда я пришел к нему, то подумал, что если он откажет, я просто сожгу эти документы. Я чувствовал себя еще большим придурком, чем мог себя представить. Но он согласился. Однако Лиза продолжала настаивать на встречах. Она нуждалась во мне. Я не мог ей отказать. Глупо, но я правда считал, что должен ей.

— Ах, Павел, Павел… Она знала обо мне?

— Да, конечно. Не знаю, как, но узнала.

— И как она отнеслась к этому?

— Расплакалась. Просила вернуться. Но потом выяснилось, что они с Тураевым продлили контракт. Об этом упомянул твой отец, ведь это я попросил составить его. Однажды он спросил, что меня беспокоит. Вероятно, заметил, что каждый раз, когда заходит речь о Тураеве, на меня словно ступор нападает. Я рассказал ему обо всем. Мне показалось, что он меня понял.

— Уверена, что папа решил разобраться с этим, — кивнула Надя. — Но потом умер…

— Да. Прости меня! Как же все глупо получилось…

— Глупо потворствовать человеку, который пользуется тобой! — воскликнула Надя. — Ведь все, что ты потом сделал для меня, тоже… Тоже было похоже на… — она закрыла лицо ладонями. — Твои подарки, дом под Ялтой, машина… Зачем?

— Потому что я люблю тебя. И боюсь потерять.

— Ты думаешь, я бы не любила тебя без всего этого?

— Я… — Лицо Павла побледнело еще больше. — Мне хотелось быть для тебя всем.

— Любовь нельзя купить за деньги!

Павел помрачнел:

— Лиза назначила мне встречу в день моего отъезда. Сказала, что если я не приду, она приедет к тебе и расскажет обо всем. Что она моя любовница, что я шантажировал Тураева. Мне пришлось взять другой билет, чтобы встретиться с ней. Я постарался ее успокоить. Сказал, что мне нужно время подумать.

— Подумать о чем?

— Обо всем. Я готов был пойти к Тураеву, в полицию, куда-угодно, чтобы снять с себя этот груз. Но я не мог подвести тех, кто на меня работал, поэтому все-таки уехал. Но она достала меня и там. Я вернулся, едва доделав то, что планировал. Хотел поговорить с тобой, покаяться перед тем, как все это закрутится. Поехал на наше с ней место. Увидел машину и Лизу. Половикова я сначала не заметил. Но потом он выстрелил в меня, и мне пришлось прыгать в воду.

Надя обхватила себя руками.

— Думаю, он хотел подставить тебя, но не успел вовремя уйти. Подбросил визитку… И, наверное, выдохнул, когда посчитал тебя утонувшим. Но этого мы уже не узнаем. Однако, так вполне могло быть.

— Он едва не убил тебя, Надя! — по вискам Ржевского потекли слезы. — Это я во всем виноват! Если бы я вовремя понял, что она за человек! Чувствую себя дерьмом.

— Знаешь, могу тебе сказать только одно, Паша. Любовь к плохому человеку не делает тебя самого плохим. Но чтобы любить по-настоящему, надо доверять. А доверять можно только тогда, когда слышишь свой внутренний голос. Когда