И все же я убеждена, что в скором времени – возможно, через поколение, самое большее через два – нам всем придется взять на себя ответственность за собственную смерть и привыкнуть к этому.

Но как быть с теми, кто не может взять на себя эту ответственность или не может сформулировать свое решение? Большинство людей скажет, что решать должны врачи. И сейчас как законодательство, так и – возможно, не столь явно – общественное мнение требуют от врача крайней осторожности при решении о прекращении лекарственной терапии, поддерживающей жизнь. Потому что, строго говоря, это не эвтаназия, но близко к ней.

Люди из «Достоинства в умирании» (бывшее Общество добровольной эвтаназии) опасаются, что в них будут поддерживать жизнь против их воли. Они боятся этого больше, чем смерти. Это вполне понятно. Однако не столь понятна – во всяком случае для меня – их мантра «умереть с достоинством». Смерть – это биологический процесс, и в нем нет никакого достоинства, как скажет вам любой, кто знаком со смертью. Но выход души из тела духовен, а это совсем другое. Даже люди, которые не верят в Бога или в существование души, скажут вам, что в момент смерти происходит нечто таинственное, даже повергающее в трепет. Что-то такое, что невозможно объяснить или понять.

«Умереть с миром» – вот библейское выражение, которое я предпочитаю. Я молюсь о том, чтобы мне были даны место, время и тишина, чтобы знать о своей приближающейся смерти, думать о ней и примириться с неизбежным, а главное – подружиться с Ангелом Смерти. Все достоинство исчезнет, как только я потеряю контроль над своим телом и стану полностью зависимой от других, но, если останется это «с миром», такой конец будет для меня самым лучшим.

Однако я реалистка и понимаю, что такая идиллия маловероятна. Скорее всего, мне предстоит смерть в больнице, в окружении таких же старых женщин, и с этим придется смириться. Мира не будет, и с этим тоже надо смириться. Я предвижу отвержение, потому что мало кому хочется смотреть на старых и больных, а значит, и приходить в такие места. Мало кто хочет приблизиться к смерти, поэтому я должна смириться и с тем, что, вероятно, умру в одиночестве. Обычно считается, что умирающие всегда страдают от боли и лучше всего накачать их лекарствами, поэтому я смиряюсь и с тем, что могу быть одурманена наркотиками и моя роль сведется к простому подчинению.

Это не вдохновляет, но уже стало нормой, и мало кто из нас избежит такого конца. Мы можем громко воскликнуть: «Не уходи смиренно в добрый путь, // Пусть старость будет месть и гром и шквал; // Бунтуй, бунтуй, что умирает свет»[29]. Мы можем ворчать и нудеть о нашем достоинстве и наших правах, но это ничего не даст. Смерть, великий уравнитель, оставляет нас всех в дураках. Благодать смирения и ее сестра, принятие, будут более верными и надежными проводниками на трудном и каменистом пути, который лежит впереди.

Но на что нам жаловаться? Почти все люди моего поколения живут достаточно хорошо только благодаря медицине, а многие и просто зависят от нее. Мы жадно хватали подаренные нам годы и говорили, что это наше право. Возможно, нам следует просто признать, что смерть в больнице – всего лишь цена, которую нужно заплатить.

Эвтаназия не то же самое, что самоубийство, которое больше не является уголовно наказуемым деянием. Девятого июля 2009 года сэр Эдвард и леди Джоан Даунс скончались в швейцарской клинике «Дигнитас». Леди Джоан было семьдесят четыре года, она страдала раком, и ей сказали, что жить ей осталось всего несколько недель. Сэру Эдварду было восемьдесят пять. Он был сравнительно здоров, но слух и зрение покидали его, и ему было все труднее справляться с немощами старости.

Сэр Эдвард был выдающимся оперным дирижером. Я узнала его имя пятьдесят лет назад, в молодые годы, когда часто ходила в «Ковент-Гарден» и отстаивала огромные очереди за дешевыми билетами. Эдвард Даунс в те времена был педагогом-репетитором, но порой брал в руки дирижерскую палочку, когда кто-то заболевал. Позже он заслужил международное признание. Я была потрясена, прочитав о его смерти и о том, как она произошла.

Меня пугала сама мысль об этой клинике – «Дигнитас» (Dignitas – «Достоинство»). Что за люди управляют ей? Я не разрешала себе думать об этом. Но, задумавшись о смерти сэра Эдварда, я увидела здесь логику. Он женился на балерине Джоан Уэстон в 1955 году, они очень любили друг друга и вместе прожили пятьдесят четыре года. Видимо, он не мог вынести мысли о жизни без нее.

Если бы она заболела на десять лет раньше, когда он еще дирижировал, то он, возможно, смотрел бы на вещи иначе. Но в восемьдесят пять лет он уже не мог заниматься делом всей своей жизни из-за ухудшения зрения и слуха, наступила старость с ее обычными немощами, и, когда ему предстояло потерять жену, он захотел уйти вместе с ней.

В былые времена (как сказали бы мои внуки) такой человек, как сэр Эдвард, вряд ли прожил бы долго после смерти жены. Убитый горем, потерянный, обессиленный, он, возможно, отказался бы от еды и перестал следить за собой, бесцельно бродил бы, не разбирая дороги, и в конце концов слег в постель, с которой уже не смог бы, да и не хотел бы, встать. Никто не удивился бы. Это был бы желанный и милосердный конец после долгой, счастливой и полноценной жизни.

Но мы живем не в былые времена. Мы живем в XXI веке, когда старику запрещено умирать от старости. Толпы врачей, медсестер и социальных работников следили бы за ним, оценивая и контролируя все функции его ума и тела. Нашлась бы дюжина проблем со здоровьем, от которых можно было бы прописать лекарства. Если бы он попытался отказаться от лечения, психиатрам предстояло бы оценить, в своем ли он уме. Это могло продолжаться годами, и сэр Эдвард ничего из этого не хотел. Он хотел уйти вместе со своей женой и выбрал единственную возможность, которую видел.

Менее чем через месяц после смерти сэра Эдварда и леди Джоан Даунс представители Палаты лордов потребовали от генерального прокурора разъяснить закон в той части, которая может касаться эвтаназии. До этого момента склонение кого-либо к совершению самоубийства или содействие в этом считалось уголовным преступлением с максимальным наказанием в виде четырнадцати лет тюремного заключения. Однако никто в Великобритании никогда не был привлечен за это к ответственности.

В феврале 2010 года генеральный прокурор подтвердил, что человек, который был «полностью мотивирован состраданием», не должен быть обвинен в преступлении. Это один из шести факторов, которые прокуроры должны учитывать в ходе принятия решения. Помощь в совершении самоубийства по-прежнему является уголовно наказуемым деянием, но новые указания означают, что судебное преследование может не отвечать общественным интересам.

Мы находимся на пороге кардинальных правовых изменений, касающихся окончания человеческой жизни. События развиваются так быстро, что на момент публикации этот раздел моей книги, возможно, уже устареет.

Комиссия по эвтаназии была учреждена в 2010 году и, как ожидается, будет работать до конца 2011 года. После этого вполне может появиться новое законодательство[30].