сумку. С вещами — так с вещами. Он кладет в сумку пять гранат, ночной прицел, автомат ВАЛ. На пояс пристегивает ПСС.

«С оружием они меня далеко не вышлют, все равно придется сдавать, где брал — возвращаться обратно в Датых», — так хитро подумал Макогонов.

Прилетел вертолет.

Макогонов загрузился. Вертолет взревел турбинами, напылил и быстро понессяя над серпантином, скоро скрылся за перевалом.

Разведка провожала командира тревожными взглядами. Тимоха дернулся к рации. Захрипело:

— «Замкомвзвода, к начальнику штаба».

— Началось. — Тимоха зло сплюнул.

Слоненок спросил:

— Собак кормить?

— Кота не вздумай тронуть. Не дай бог твои хвостатые сволочи его сожрут. Командир вернется, душу вынет.

— А вернется? — спрашивает Слоненок. Остальные поодаль. Паша Аликбаров мнется. Усков скачет на месте, крутит головой по сторонам.

Спирин винтовку взял.

— Тимоха, я на охоту?

— Какая охота! Всем сидеть тихо до выяснения, замереть.

— А жрать готовить чего, если без охоты? — обиженно спросил выглянувший на шум с кухни Борода.

Тимоха дернул на плечо автомат и зашагал вниз, потом передумал.

— Лодочник, заводи «бардак», на хер пешком. А жрать… Так за Слоном смотрите, чтоб запасы не похавал.

Слоненок обиделся.

— Паша вон тоже много жрет.

Паша расплылся в улыбке, но вздыхал тяжело, глядя в небо. Думал добряк Паша, что вот сейчас развернется вертолет и прилетит обратно. Из него выйдет командир. Рявкнет. И все будет как раньше.

Покатился БРДМ под гору.

Борода принялся рубить мясо, куски кладет в сторону. Подумал: «Надо засолить, точно, со жратвой может наступить кризис».

Полчаса, час прошел, как улетел командир. Томится в ожидании разведка. Слоненок галетами хрустит.

Беда.

Ханкала.

Макогонов сошел с вертолета, придержал кепку, чтобы не сорвало бешеным вихрем от винтов «восьмерки». Пыль стояла столбом, закруживалась и бешеным смерчем носилась взад и вперед по взлетной полосе, терзала антенны штабных палаток; кинулась на колонну солдат, проходивших строем. Вертолет погасил обороты, стих вой турбин, винты, медленно вращаясь, остановились и безвольно повисли. Смерч, рассыпавшись в прах, оставил в воздухе облако невесомой пыли.

«Ханкала — пластилиновая страна», — подумал Макогонов, направляясь к штабным палаткам. «Поборюсь», — решил про себя Макогонов. И тут же подумал: что он без своего взвода? Что взвод без него? Обидно. Лучше бы принять последний бой и с честью уйти, чтобы не жег стыд. «Честь превыше всего, — думал Макогонов. — Все должно быть по чести. Поборемся».

«Пластилиновой» Ханкала становилась в слякотное время года: глина налипала на колеса бэтеров, засасывала солдат по голенища; чертыхались солдаты и офицеры, волоча пудовые от налипшей глины берцы. В жаркие периоды задыхалась Ханкала от пыли: ноги — что в берцах, что в сапогах — утопали в дорожной муке, похожей на цементную пыль. Макогонов больше нигде не видел столько пыли, как в Ханкале.

У штабных палаток Макогонов встретил знакомого еще по Фергане офицера. ВДВ войска не такие уж масштабные, все друг друга знают, а не знают, так слышали.

— Это ты, что ли, с Бахиным залупался? — спрашивает офицер. Он в общем-то был понимающим военным. — Что случилось на самом деле?

Макогонов все по порядку рассказал, но быстро, сжато.

Офицер покачал головой.

— Ясно как белый день. Ты вот что, иди к своему начальству и проси, чтобы тебя перекинули в другую комендатуру.

— У меня взвод. Не могу.

На том и разошлись. Макогонов предстал через несколько минут перед своим начальством. Генерал от разведки смотрит на Макогонова.

— Здравствуй, Василий Николаевич. Давно не видел тебя, а тут такие шумы пошли. Чего ты с Бахиным не поделил?

— Да так, товарищ генерал…

— Слушай, я тут про Катыр-Юрт вспомнил. Жаль пацанов. С Ботлиха шли. Когда тебя вытащили, паренек тот, снайпер, ранен оказался. Друг у него был не то бурят, не то калмык.

Макогонов нахмурился. Продолжает генерал.

— Чудной солдат. Отчаянный и стрелок отменный. Я авианаводчика чуть не стреляю, кричу ему — заводи «вертушку», а он глухой, полупьяный, но не от водки — морда шальная. Заводи, ору, а то стрельну! Ну, так, сам понимаешь, все на нервах. Калмык этот говорит мне: «Не стреляйте, товарищ полковник, он умер, это он про своего корешка, а потом тот задышал, и калмык мне прямо в глаза, — стреляйте авианаводчика, он живой. Вот черт… Как сейчас помню эту морду узкоглазую. Забыл имени спросить. Второй заезжал ко мне, давно это было, дал я ему адрес своего друга, да ты его знаешь, бывший комендант Ленинки, Колмогоров. Вот дальше судьбу тех солдат не знаю. Живы ли?

Совсем хмур Макогонов, лоб морщит, трет фиолетовый шрам на шее.

— Ну ладно, вспоминать, — генерал присел, указал присесть Макогонову. — Чего там у тебя? Только вкратце. Мне эти ваши пацанские разборки не нужны.

Макогонов изложил.

Генерал сразу заходил взад-вперед.

— Ты вот что, собирай манатки и принимай разведку любой комендатуры. Прям сейчас. Приказ будет. Мне работяги здесь нужны, а не п…болы. Принимай и вали с богом. Ну?..

Макогонов ответил, не раздумывая.

— Я согласен, товарищ генерал, только со своими людьми уйду. У меня взвод. Мне через два месяца меняться, я за это время новых людей не успею подготовить. Мои люди со мной два года. Я не могу бросить их. Вооружение и так далее.

Задумался генерал от разведки. Глядит на Макогонова.

На совещании кричал Бахин, что таких недисциплинированных офицеров, как Макогонов надо гнать в три шеи из армии. Генерал от разведки спросил тогда Бахина, а кто будет воевать. Притих народ на совещании. Бахин притих.

Смотрит генерал на Макогонова, а потом так сразу и говорит:

— Черт с тобой, душа неугомонная, вали в свою долбанную комендатуру, служи раз так. Разберемся.

Козырнул, развернулся Макогонов к выходу.

— Стой, подполковник, а тех солдат… они же с тобой по идее служили в Ленинке, не нашел, не узнал кто? Хорошие солдаты.

Хмур Макогонов.

— Ну ладно, иди, — махнул генерал, — иди с богом.

Некстати нахлынули воспоминания: Ермоловка, «духи» на минном поле. Взрыв. Валятся люди с брони. «Духовские» снайперы добивают раненых. Пополз Костик — нету Костика. И других нету…

«Эх, калмык, калмык», — хмурится Макогонов, не любит он воспоминаний. Ни к чему это. Было и прошло, чего бередить душу.

Но солдаты.

Как же он не уловил, не вычислил раньше?.. Было, было уже. Кто-то рассказывал ему эту историю. Корреспондент?.. Он, точно, Вязенкин. Генерал?.. Что ж он только сейчас решил вспомнить. Неужели раньше не было времени. Случай. Обстоятельства. Ведь это они вдвоем его вытаскивали, Буча и Савва. Русский солдат Савр Сарангов. Так стало Макогонову не по себе, будто совершил он подлость. И стыд теперь жег его душу. Буча уже уволился. Жив, слава богу,