облокачивается на деревянную поверхность, упираясь ладонями в резной рисунок виноградных лоз. Боль от предательства Виктории еще до конца не улеглась. Феликс был в ее покоях, рылся в ее вещах, смеялся над ней. Может, он даже лежал здесь, в этой кровати, с Викторией. Так же, как Амара лежала с Филосом.

Что касается Филоса, то он был на удивление спокоен этой ночью, когда она рассказала ему все. Сегодня именно он скажет Руфусу о Виктории и постарается как можно сильнее втоптать в грязь ее репутацию. Именно Филос предложил сказать, что Виктория не только рисковала честью этого дома, приглашая сюда сутенера, но и оклеветала Руфуса. Они надеются, что смогут сыграть на его чувстве вины и Руфус не станет вымещать свою злость на Амаре за то, что она вообще привела Викторию в дом.

Амара открывает дверь спальни. Марта уже ждет за туалетным столиком. Лицо служанки бело, точно воск, вчерашние события никак на нем не отражаются. Хотя она наверняка слышала крики, а теперь уж точно знает, что Виктория ушла.

Амара подходит и садится перед Мартой, та встречает ее тихим приветствием, как и в любое другое утро. По тому, как Марта ее причесывает, Амара не может угадать ее мысли. Марта всегда молчаливая, а ее руки — грубые. Слышится только поскрипывание гребня, которым она скребет кожу Амары. Сегодня о Марте ей известно ровно столько же, сколько в первый день, когда она пришла в этот дом. Амара думает о том, как странно Марта улыбалась во время Неморалий, о том, как, должно быть, одинока ее жизнь, о том, чего она некогда лишилась, и понимает, что ей следовало прилагать больше усилий, чтобы заручиться доверием служанки. Может быть, тогда Марта бы поделилась с ней своими подозрениями насчет Виктории или рассказала бы, каких мужчин та водит в дом.

Амара заговаривает только после того, как Марта заканчивает все процедуры с ее волосами и лицом.

— Пришли, пожалуйста, ко мне Британнику.

Марта наклоняет голову и выходит из комнаты. Когда через несколько минут британка появляется на пороге, для Амары впервые за все утро брезжит луч надежды. Британника не любит объятия, так что садится рядом с Амарой на диване и хлопает ее по плечу:

— Фабия тоже предала тебя.

— Что?

— Все это время я ходила в таверну, она не предупреждала про Викторию.

— Может, она не знала.

Британника с жалостью смотрит на нее:

— Она должна знать.

Злость немного приводит Амару в чувство.

— Если она хочет и дальше есть за мой счет, то лучше бы ей заговорить.

— Идем. — Британника встает и протягивает руку. — Идем в таверну.

Она помогает Амаре подняться, а затем опускает взгляд, на ее лице отражается любопытная смесь свирепости и нежности.

Обе женщины делают вид, что им необходимо спросить у Филоса разрешение посетить храм в честь Неморалий, как если бы он до сих пор отчитывался перед Руфусом, а не все трое были связаны общей тайной. Трудно сказать, поверил ли Ювентус разыгранной перед ним комедии, но он молча выпускает их из дома.

На улицах тише, чем обычно: наиболее великодушные господа Помпеев разрешают своим женщинам и рабам отдохнуть от работы в последний день фестиваля. Магазин Виргулы закрыт, как и продуктовая лавка на углу улицы. Мимо пробегает собака, на ее шее повязана поникшая гирлянда цветов Дианы. Британника провожает ее взглядом и бурчит что-то на своем родном языке. Женщины смотрят, как собака запрыгивает на брусчатку, подволакивая задние ноги.

— Виктория идет к Феликсу, — говорит Британника.

— Ты, наверное, считаешь меня дурой за то, что вообще верила ей.

— Нет.

Британника идет дальше:

— Этого даже я не видела. Но я знаю, что она плохая.

Нет такой дорожки, которая бы пролегала через языковой барьер между Амарой и Британникой. Все оттенки значений, которые могут скрываться за словом «плохая», смазались, как и всегда, когда она говорит грубыми, неказистыми фразами, хоть Амара давно подозревает, что ее подруга сама по себе совсем не такая.

— Почему ты всегда плохо думала о Виктории? Потому что она называла тебя дикаркой?

— Я смотрела за ее глазами. Даже когда я не понимала всех слов, она говорила не то, что думала. Когда ты, Амара, уходила в бордель, она была другой, когда ты возвращалась, снова другой.

— Когда я уходила, она была другой? — переспрашивает Амара, силясь уловить мысль.

— Ты самая сильная. Она знает это; она не такая. — Британника смотрит на Амару, отвращение к Виктории ясно написано на ее лице. — Я пыталась предупредить тебя. Я всегда пытаюсь.

— Я думала, что ты просто ее не любишь.

Британника качает головой:

— Ты хочешь спросить меня про Филоса? Что я вижу?

— Ты наблюдала за ним?

— Всегда наблюдаю, после того как поняла, кто он для тебя.

— И что ты узнала? — вопреки себе, Амара боится услышать ответ.

— Он никогда не защитит тебя. Феликс убьет его быстро, очень быстро. Но я смотрела за его глазами. Он хороший. — Она кладет руку на сердце. — Я доверяю ему. Этот мужчина для тебя лучше остальных.

Слова Британники действуют на Амару совершенно неожиданным образом. Она так долго не могла спросить чужого мнения и при этом жила в постоянном страхе наказания и бесчестья, что сейчас чуть не плачет.

— Нет, — говорит Британника, прочитав ее эмоции. — Нет.

Они подходят к таверне Аселлины. По улице разносится тяжелый запах супа, алкоголя и табака, а с ним и гул голосов. Кажется, сварливая хозяйка решила не давать своим рабам выходной. Амара прикладывает руку ко рту, чтобы сдержать рвотный позыв. Британника с сомнением смотрит на нее.

— Я схожу вместо тебя?

— Нет. — Амара качает головой. — Я должна сама поговорить с Никандром.

Они заходят со стороны лавки, а не со стороны таверны. Никандр прислуживает посетителям. С тех пор как Амара видела его в последний раз, он стал только более тощим и грязным. В таверне не продохнуть. Над огнем у расчетной стойки кипит чан с водой, от него валит пар, а Никандр ходит весь в поту, с прилипшими ко лбу волосами. Амара и Британника встают в очередь. Никандр замечает Амару задолго до того, как пора будет ее обслужить, и она благодарна ему за то, что он зовет к себе помощника.

Хоть к Никандру присоединяется еще один раб, у них почти нет времени на разговор.

— Когда приходит Фабия? — спрашивает Амара. — Она регулярно здесь ест?

— Каждую пятницу, — отвечает Никандр. — Обычно рано утром.

Амара кивает:

— Не говори ей о нас.

На мгновение она думает сказать ему то, что ей теперь известно о Дидоне, но все-таки решает этого не делать. Пусть лучше Никандр верит, что его возлюбленная обрела покой.

— Спасибо, — благодарит