— Наш союз заключен на небесах или в аду, но мне все равно где. — Шрусбери напомнил ей крепкое вино, от которого она мгновенно опьянела, хотя и не избавилась от жажды. Бесс завораживало его подтянутое, сильное тело, дурманил мужской запах и привкус губ. Шрусбери был мужчиной во всех смыслах этого слова — требовательный, властный, могучий, и ее неудержимо влекло к нему.

Начав обмениваться поцелуями, они никак не могли остановиться. Совсем недавно Бесс боялась сойти с ума, но безумие, охватившее молодую женщину сейчас, побуждало ее отдать Толботу все, в том числе и рассудок. Как когда-то давно, в черно-золотой спальне, Бесс жаждала его ласк, мечтала, чтобы длинное, твердое копье заполнило пустоту внутри ее. Она приподнимала бедра, извивалась, терлась о копье Шрусбери, касающееся складок вокруг входа в ее пещеру, сгибала колени, обхватывала ими его бедра, а затем раздвигала их в бесстыдной мольбе.

Он старался усмирить нетерпение, замедлить движения, растянуть удовольствие, но не мог. Тело не подчинялось ему. Толбот понимал, что ему придется овладеть Бесс сотню раз, прежде чем он сумеет сделать удовольствие томным и чувственным. А пока он не мог ждать ни минуты. Бесс приподнялась на постели, и ее крик слился с хриплым возгласом Шрусбери. Они бросились друг к другу с неистовым пылом, их языки и ладони соединялись, сталкивались и отдалялись. И все-таки это слияние не утолило жажду Толбота.

Неохотно покинув лоно Бесс, Шрусбери передвинулся ниже, и его лицо оказалось на уровне ее живота. Он целовал и ласкал ее, терся щеками о шелковистую кожу, пробовал ее на вкус, вдыхал сладкий аромат, стремился познать Бесс до мельчайших подробностей.

Бесс медленно открыла глаза. Ее грудь вздымалась. Голова Шрусбери лежала на животе у Бесс, и он упивался нежностью ее кожи.

Внезапно Бесс поняла, что они совершили прелюбодеяние! Она еще никогда не позволяла даже сердцу управлять рассудком, а теперь уступила велению тела. Ее охватило чувство вины. Как ни странно, угрызения совести не имели никакого отношения к теперешнему мужу Бесс. Скорее она корила себя за то, что изменила Кавендишу с любовником. Бесс протянула руку и коснулась иссиня-черных волос Шрусбери.

— Довольно!

— Позволь мне снова любить тебя, Бесс, — попросил он голосом, хриплым от желания.

— Любовь тут ни при чем: нами овладела похоть. Это было прекрасно, — добавила она, — и все-таки между нами нет ничего, кроме похоти.

Шрусбери знал, что не только похоть толкнула его в объятия этой восхитительной женщины, но почел за лучшее промолчать.

Бесс села и отбросила за спину спутанные волосы.

— Шру, я изменила мужу, а ты — жене. Теперь уж ничего не поделаешь, но больше такое никогда не повторится.

«Никогда? Это невозможно!» Чувственные губы Шрусбери изогнулись. Бесс не лишит себя такого наслаждения. Он нехотя потянулся за одеждой, наконец вспомнив о цели своего приезда.

— Завтра я появлюсь опять и поведу тебя на допрос. Вскоре после этого тебя освободят. — Заметив, что Бесс расправляет нижнюю юбку, Толбот попросил:

— Не одевайся! Побудь раздетой, пока я не уйду.

Бесс колебалась одно мгновение. Он подарил ей такое наслаждение, зачем же отказывать ему в ничтожной просьбе?

Когда Шрусбери ушел, Бесс вдруг поняла, что он не просто доставил ей удовольствие, а избавил от паники, вернул надежду и уверенность. Ощутив прилив сил, она задумалась о том, сколько еще ей придется пробыть в Тауэре. Наконец Бесс усмехнулась. Если она выдержала семь месяцев заключения, то вытерпит и еще.

Как и обещал, Шрусбери вернулся на следующий день. Бесс держалась холодно и отчужденно, зная, что близость сломит ее решимость. В память о том, чтр случилось вчера, она держала в руке пуговицу от сорочки Толбота, найденную на полу. Когда Бесс сжимала пальцы, острые края перламутрового кружочка впивались ей в ладонь.

В помещении для допросов Шрусбери начал расспрашивать Бесс о том, что ей известно о браке леди Кэтрин Грей, давно ли она знает о нем, помогла ли она виновнице обмануть королеву. Рассказав ему всю правду и увидев, как Шрусбери усмехнулся, Бесс поделилась с ним догадкой:

— Кэтрин тут ни при чем. Королева держит меня здесь, чтобы я не разболтала ее тайны! Он быстро поднес палец к губам:

— Когда ты предстанешь перед тайным советом, ни в чем не признавайся, все отрицай.

— Допрос поручили тебе потому, что ты возглавляешь тайный совет?

— Да, и еше по той причине, что я — верховный судья северных графств, где находятся твой дом и другие владения. И все-таки я сам заявил, что должен допросить тебя, Бесс. — Толбот придвинулся ближе и взял ее за руку.

Бесс, мгновенно отозвавшись на его жест, уже была готова пожать ему руку, но вовремя опомнилась, разжала пальцы и показала ему пуговицу на окровавленной ладони. Переведя взгляд на лицо Шрусбери, она увидела, что в его глазах пылает желание. Чтобы не выдать себя, Бесс потупилась. Он поднес ее руку к губам и слизнул кровь. Отдернув руку, она съязвила:

— Моя кровь недостаточно голубая для вас, милорд. Он иронически приподнял бровь:

— Она совсем не голубая, Плутовка.

— Негодяй!.. — прошептала Бесс, мечтая отомстить ему за все, что ей пришлось вытерпеть.

После того как тайный совет допросил Бесс, протокол допроса передали секретарю Сесилу. Тот ужаснулся, узнав, что леди Сент-Лоу до сих пор держат в Тауэре, и посоветовал королеве немедленно освободить подругу. 25 марта, через две недели после приезда Шрусбери в Лондон, дверь камеры Бесс наконец-то открылась.

Переступив через порог, она поклялась, что больше никогда не попадет сюда. В прошлом Бесс всегда пыталась поставить себя на место обидчиков и посочувствовать им, но впредь решила не делать этого. Отныне она будет думать только о себе.

Встреча Бесс с мужем была донельзя трогательной. Увидев на глазах Уилла слезы искренней радости, она сразу простила ему все недостатки. Бесс убедила себя в том, что, если бы ей понадобился сильный духом человек, способный преодолеть все преграды, она не вышла бы замуж за мягкого, отзывчивого Уильяма Сент-Лоу.

Он преподнес ей бархатный футляр. Открыв его, Бесс вскрикнула от восхищения. Внутри она увидела ожерелье и серьги с ярко-синими персидскими сапфирами — вероятно, этим подарком Уилл стремился загладить свою вину, оправдаться за то, что ни разу не навестил ее в Тауэре.

— Уилл, таких драгоценностей ты не дарил даже Елизавете. Я благодарна тебе всем сердцем.

— Елизавете драгоценности нужны, чтобы блистать, но ты и без них прекрасна. Бесс поцеловала его.

— Это самый лестный комплимент, какой я когда-либо слышала от тебя, дорогой.

В мае тайный совет признал брак леди Кэтрин Грей и Хартфорда незаконным, а их ребенка — внебрачным. Оба были заключены в Тауэр на неопределенный срок за «греховное прелюбодеяние».

Как только леди Сент-Лоу очутилась на свободе, знатные друзья вспомнили о ней. Бесс приглашали на все званые вечера, и она охотно принимала приглашения, желая пощеголять роскошными нарядами и украшениями. После своего вынужденного отсутствия Бесс стала еще более жизнерадостной и остроумной. Она скрывала связь со Шрусбери, а от Елизаветы как ни в чем не бывало принимала знаки внимания.