Я не знала, дожидаться автобуса на остановке или же броситься бежать через парк. В норковой шубе я довольно сильно потела, потому что не привыкла ходить так тепло одетой, и пришлось ее снять и нести в руках. Я не смогла бы вернуться домой, не внеся ясность в ситуацию, и не смогла бы спокойно спать, осознавая, что с Лаурой происходит черт знает что такое, причем во всем виновата я. Если бы я пошла пешком, то, конечно же, не успела бы. Вдалеке появились две яркие точки, которые могли быть фарами автобуса, однако дожидаться его я не рискнула и остановила совершенно случайно подвернувшееся мне в этом малонаселенном районе такси. Светофоры нам благоволили. Я подъехала к дому Лауры за десять минут до закрытия магазина.

Зайдя в подъезд, где жила Лаура, я сказала консьержу, что иду к стоматологу. Хотя это и было маловероятно, но мне показалось, что он меня в прошлый раз запомнил и теперь узнал. Он жестом показал мне, чтобы я проходила. Снова сняв шубу, я пошла вверх по лестнице, потому что лифт здесь был уж очень старым, с двумя дверями — дверью из кованого железа и находящейся за ней деревянной, — и у меня ушла бы целая вечность на то, чтобы их открыть и закрыть. Подойдя к двери квартиры, я надела норковую шубку, чтобы выглядеть лучше, и нажала на кнопку звонка. Мне никто не открыл. Подождав некоторое время, я позвонила еще раз. Опять никто не открыл. Не было слышно даже малейшего шума. Я снова позвонила. Если на ногу Лауре наложили гипсовую повязку, она, вероятно, не может двигаться, однако должны же раздаваться звуки музыки, телевизора, какие-нибудь другие шумы, свидетельствующие о том, что в квартире кто-то есть. Я, осмелев, попыталась докричаться через дверь: «Лаура! Лаура!» Ответа не последовало. Мне не хотелось, чтобы на мои крики вышел кто-нибудь из соседей, ведь они непременно расскажут о том, что слышали и видели, донье Лили, потому что все всегда хотели ей угодить. Вспомнив планировку квартиры, я примерно представила, где находится комната Лауры, и подумала, что, если я встану перед фасадом здания, она меня, возможно, увидит.

Когда я уже собиралась спуститься на улицу, подъехал лифт, заполненный, как белой массой, телом бабушки Лауры, а потому я быстренько поднялась вверх по лестнице на один пролет, стараясь не топать — черт бы побрал эти каблуки! — и, остановившись и прильнув к перилам, прислушалась. На открывание и закрывание дверей лифта и в самом деле ушло немало времени, а чтобы выкатить из него донью Лили — и того больше.

— Мне действует на нервы эта твоя затея с инвалидным креслом. Неужели это так необходимо? — сказала Грета, мать Лауры.

— У меня болят колени, и ты об этом знаешь. Перестань хныкать.

— Имей в виду, что я не собираюсь сидеть дома. Я буду ужинать с Ларри.

— Ты невыносима. Ты никогда не брала на себя ответственность — ни за что-то, ни за кого-то. Если бы не я, из этой малютки не вышло бы никакого проку.

— Ты сама придумала себе эти хлопоты. А мне это не нужно, — сказала Грета.

— Как это не нужно? Подожди, вот доживешь до моего возраста…

— Я никогда не буду такой, как ты, — сказала Грета с какой-то детской запальчивостью, открывая дверь и закатывая инвалидное кресло в квартиру. — Если бы ты не была такой упрямой…

Дверь за ними захлопнулась. Я опустилась на ступеньку, запустила пальцы правой руки себе в волосы и задумалась. Если бы я сейчас вышла на улицу, то не смогла бы снова зайти, потому что консьерж меня уже запомнил. Если бы я попыталась проникнуть в квартиру, это, возможно, только ухудшило бы положение Лауры. Мне никак не приходило в голову, что же еще можно сделать. Я спустилась к двери квартиры. Возле порога пахло духами Греты. Я повесила свой рюкзачок на плечо так, как будто это была сумка, и взяла в руку образцы различных кремов.

К счастью, дверь мне открыла Грета, которой я побаивалась гораздо меньше, чем Лили. Я впервые находилась так близко от нее — на расстоянии менее метра. Можно сказать, лицом к лицу. Ее взгляд был холодным — как будто она родилась в какой-нибудь северной стране, где есть только голые скалы и лед. Тени на ее веках были зеленого цвета, хотя сами глаза не были зелеными. В них не было ничего такого, что могло и в самом деле очаровать Ларри. Я невольно сравнила ее глаза с глазами своей мамы, которые казались золотистыми, когда светило яркое солнце, и становились карими, когда шел дождь. Грета, по-видимому, была красивой в детстве и симпатичной в молодости, но сейчас она была почти уродливой.

Я, делая вид, что не знаю, кто передо мной, сказала, что хотела бы поговорить с Гретой Валеро, и пояснила, что разношу от имени фирмы образцы наших новых товаров самым уважаемым бывшим клиентам.

Ее лицо просветлело настолько, насколько может просветлеть уже довольно сильно увядшее женское лицо.

— Мне очень недоставало ваших изделий, но женщина, которая их приносила, — очень приятная, кстати, — вдруг почему-то перестала ко мне приходить. Что с ней произошло?

Я сказала, что я в нашей фирме новенькая и не имею об этом ни малейшего представления. Грета, не спрашивая у меня разрешения, провела ладонью по меху норковой шубки. У меня на секунду-другую возникло опасение, что она ее узнала.

Я сунула ей в руки первый образец и начала объяснять, как им пользоваться. Грета смотрела на меня, о чем-то напряженно размышляя. Она, видимо, мучилась сомнениями, предложить ли мне зайти в квартиру, но потом все-таки решилась это сделать.

— Так ты говоришь, что следует приложить сверху марлю? — спросила она, заводя меня в свои, как сказала Лаура, «владения».

Она пригласила меня присесть на подушки и прикрыла дверь, а затем зажгла ароматическую лампу и села в позу лотоса. Я, не снимая шубы, стала рассказывать о чудесных качествах кремов и предложила сделать ей массаж лица с использованием крема, изготовленного из рыбьей икры. Она бросила взгляд на мои сапожки.

Предложение сделать массаж лица привело ее в восторг, и она принесла мне ватные диски и тонизирующее средство. Я обмакнула два ватных диска в крем и положила их ей на веки. Откуда-то из коридора донесся шум колес инвалидного кресла, затем раздался мелодичный голос Лили, уговаривающей Лауру:

— Тебе необходимо поужинать!

— Закрой поплотнее дверь, — потребовала от меня Грета.

— Расслабьтесь, — сказала я, игнорируя ее требование. — Думайте только о себе. Представьте, что вы открываете сундук, его крышка очень тяжелая, но в конце концов вам удается его открыть и вы кладете в этот сундук все то, что вас раздражает, все неприятности, которые были у вас в течение этого дня. Складывайте их туда одну за другой, а в самом конце с силой захлопните крышку сундука. Теперь вам беспокоиться не о чем. Думайте только о приятном.

Она вздохнула, и я начала массировать ей лицо, не отводя взгляда от двери. Наконец я увидела, как мимо по коридору прошла Лаура. Я громко кашлянула — раз, другой. Лаура, услышав кашель, вернулась и с неохотой заглянула в комнату. Поначалу она меня не узнала, но затем даже рот раскрыла от удивления. Я приложила указательный палец к губам.