Лаудсвильский раздраженно хлопнул плетью по сапогу:

— Я предупреждал его, но мальчишка, похоже, обезумел от жадности. К тому же он вообразил, что нас атакуют кочевники.

— Так, может, он прав?

— Достойный Санлукар, — вспыхнул Лаудсвильский, — я прожил на границе почти двадцать пять лет и способен отличить кочевника от вохра.

— Я не хотел тебя обидеть, благородный владетель, — извинился жрец, — но, видимо, нам остается надеяться только на чудо.

Лаудсвильский сразу обмяк и тяжело оперся на руку Эрлинга, лицо его исказила гримаса боли:

— Я знал еще деда этого юноши, наши замки стоят рядом, но, черт возьми, что же я мог поделать.

— Со стаей шутки плохи, — подтвердил достойный Хоремон, помощник Санлукара, — чудо, что вы сами уцелели.

— Прошу благородного владетеля Лаудсвильского раз делить со мной ужин, — Санлукар вспомнил наконец о долге хозяина. — Достойный Хоремон позаботится об остальных.

Лаудсвильский с трудом привел в порядок расстроенные мысли и чувства. Надо же случиться такому несчастью на исходе пути. Стая явно шла с востока, и это обстоятельство не на шутку встревожило Рекина. Нужно поговорить с Санлукаром и послать гонцов к Гутормскому, пусть его наемники подготовятся — береженого Бог бережет.

Владетель критически осмотрел себя в зеркале и покачал головой: будем надеяться, что Санлукар простит небрежность в одежде гостя ввиду серьезности сложившихся обстоятельств. Хотя дело, конечно, не в одежде, а скорее в глазах, где надолго поселился страх. Все-таки встреча со стаей не проходит даром даже для людей, много чего повидавших в этой жизни.

За столом владетеля поджидали достойные Санлукар и Хоремон. Рекин не преминул отметить изысканность ужина — повара Храма славились своим искусством. Жаль только, что храмовики не пьют вина, но, может, для гостя сделают исключение.

— Я послал разведчиков на место трагедии, — сообщил Санлукар владетелю.

У благородного Рекина сразу пропал аппетит:

— Меня уверяли, что появление стаи этим летом в наших краях невозможно.

— Когда имеешь дело со стаей, то верить следует только собственным глазам, — холодно заметил достойный Хоремон.

Лаудсвильский уныло кивнул — упрекать кого-то в данной ситуации было просто глупо.

— Ежегодно мы теряем несколько десятков человек, — вздохнул Санлукар. — У Гутормского потери не меньше. Тем не менее все уверяют меня, что напор стаи сильно ослаб.

— Но это правда, — Рекин принял замечание жреца на свой счет. — После того как Тор Нидрасский разорил Южный лес, активность стаи сошла почти на нет.

— Посвященный Геронт, да не отринет его от сердца Великий, ошибся, приказав уничтожить меченых, — заметил вдруг Хоремон. — И мы теперь расплачиваемся за его ошибку.

Лаудсвильский слабо улыбнулся. Сразу видно, что достойный жрец никогда не имел дело с мечеными. Еще большой вопрос, что хуже: стая или Башня.

— Если бы меченых можно было высиживать из яиц, я бы сам стал наседкой, — невесело засмеялся Санлукар.

При этих словах достойного жреца в голове Лаудсвильского промелькнула интересная мысль, но вслух он ее высказывать не стал. Эту идею стоило для начала обсудить с корешем Гарольдом, и, кто знает, быть может, шутка Санлукара обернется явью.

Храмовый стражник неслышными шагами вошел в комнату и склонился к уху коменданта крепости.

— Не может быть! — Санлукар даже привстал от изумления. Стражник только руками развел в ответ на всплеск эмоций начальника, а Лаудсвильский застыл с поднесенным ко рту кубком, выражая нелепой позой немой вопрос.

— Тейта привезли, — сказал Санлукар собеседникам. — Кажется, он еще жив.

Рекин вздрогнул и едва не уронил на колени наполненный до краев кубок, уж слишком неожиданной оказалась принесенная храмовиком весть.

Даже беглого взгляда было достаточно, чтобы понять: часы благородного Тейта сочтены. Но молодой владетель еще дышал, воздух со свистом вырывался из его разодранной в клочья, залитой кровью груди. Глаза лихорадочно блестели на мертвенно-бледном лице. Благородный Тейт находился в сознании, хотя непонятно было, в чем это сознание теплилось.

— Рекин, — прохрипел он, — спаси ее.

— Это бред, — Санлукар осторожно прикоснулся к руке умирающего.

— Мы нашли его под перевернутой телегой, — пояснил стражник. — Стая разбрелась по окрестным лесам, и нам удалось добраться до обоза.

— Ну и что там? — спросил Лаудсвильский. Храмовик только рукой махнул, но присутствующим и без подробных описаний все было ясно.

— Я его узнал, Рекин, — горячо зашептал вдруг Тейт. — Я запомнил его еще с тех пор. Он изменился, но взгляд у него остался тем же. Ты помнишь, как он смотрел на нас, когда мы убивали его друзей? Он воскрес, он вернулся!

— Кто он? — Санлукар встревоженно смотрел на остолбеневшего Рекина.

— Бес Ожский...

Аграамский всхлипнул в последний раз и затих. Санлукар закрыл ему лицо покрывалом и, выпрямившись, смахнул то ли пот, то ли слезы с морщинистых щек.

— Кто такой этот Бес Ожский? — спросил Хоремон у Лаудсвильского.

Красные пятна медленно проступали на белых щеках Рекина.

— В Храме его знали как почтенного Ахая.

Теперь пришла очередь остолбенеть достойному Хоремону:

— Я слышал, что он сгинул в Южном лесу.

— Похоже, Южный лес не оправдал наших надежд, если, конечно, Тейт не бредил.

— Но не мог же он привести стаю, — потрясенно проговорил Санлукар.

— А почему бы нет, достойный, — зло скривил губы Лаудсвильский. — Стая в этот раз пришла с востока, а ведь до этого она приходила только с юга. Выходит, кто-то помог ей обогнуть выжженные вами места.

— Чудовищно! — прошептал Санлукар. — Невероятно!

— Он водил за собой пятьдесят пешек, — напомнил Хоремон. — Ни один Меч Храма не был способен на такое.

— Спасибо Храму, — усмехнулся Лаудсвильский. — Вы славно поработали для общего блага.

— Кукловоды никогда не изменяли Великому, — слабо запротестовал Хоремон.

Лаудсвильский безнадежно махнул рукой:

— Я должен ехать в Бург. Одно дело, когда стаей управляет голод, и совсем другое, когда ее ведет в набег разум, да еще такой изощренный разум, как у почтенного Ахая.

— Может, тебе стоит переждать, владетель? — засомневался Хоремон.

— Бог не выдаст — свинья не съест. Стая разбрелась по лесу, так что есть надежда проскочить вдоль озера Духов. Завтра днем такой возможности уже не будет.

Санлукар согласился с Лаудсвильским: