Подводя итоги, можно сказать, что никто так толком и не пострадал, кроме Лариосика. Но его особо не было жалко – Лариосик пользовался заслуженной репутацией лентяя и пиздобола. Я, как ни странно, тоже не пострадал. Поставил Горби с Кремером в качестве моральной компенсации по бутылке портвейна – на этом дело и кончилось. Вспоминая эту историю, мы еще долго весело смеялись. Все, кроме опять же обваренного Лариосика. Впрочем, вскоре его все равно сократили.

Да, стоит, наверное, добавить, что кожаного дивана у меня никогда не было. И сейчас нет. И вряд ли будет когда-нибудь.

Леоныч, он же Леонов Александр Георгиевич поставил свою подпись под рекрутским контрактом менее чем за год до конца времен. То есть, где-то в сентябре 98-го.

Никакой Мефистофель не хохотал ужасным хохотом при этом событии, и молнии не сверкали зловеще в грозовых небесах. Леоныча не охмуряли коварные королевские вербовщики рассказами о далеких странах и несметных сокровищах испанских галеонов. Его не соблазняли продажной любовью прекрасные мулатки в портах Карибского архипелага. И даже профсоюзные проныры не сулили ему стабильной заработной платы, служебного роста и уверенного взгляда в завтрашний день. Он с самого начала знал, на что идет, и никаких иллюзий питать не мог.

Дело в том, что Леоныч еще раньше меня успел послужить в третьяковской охранке. Правда, я его тогда не застал, он уволился буквально за неделю до моего прихода. Устроился Леоныч тогда на другую, близкую по профилю работу – начальником рекламного отдела некоего банка. Ну а что, нормально. И странного в этом ничего нет. Пройдя суровую школу «Куранта», человек мог совладать уже с любыми испытаниями, которые приготовила ему жизнь.

Внешности Леоныч был красочной. Это признаю даже я, а я хвалить за зря не буду. Довольно высок, светловолос. Кажется, даже голубоглаз. По его собственному определению «мощнорук» и «брутален». Но тип совсем не арийский, а с такими достаточно явно уловимыми бурят-монгольскими мотивами. При мне из пустого баловства ударом кулака развалил в щепки хороший казенный стул. Стригся коротко (а то и вовсе брил голову наголо), и время от времени отпускал бородки разнообразной формы. Выражение лица имел, однако, чрезвычайно добродушное. Особенно когда надевал очки в тонкой титановой оправе.

Ходил Леоныч как в пионерских песнях ходят моряки, сошедшие с сухогруза на берег: вразвалочку и слегка косолапя. Одевался своеобразно, сочетая несочетаемое. Как сейчас бы сказали, в стиле «фьюжн». Штаны-пиджаки описывать нет особой нужды, скажу только, что непременно присутствовали широкие подтяжки «зига-зага» – как добрая память о скинхедовской юности. Так и не избавился от манеры стягивать их в неформальной обстановке. Когда наглухо, под горло застегивал свое серое длинное пальто и корчил определенную рожу, моментально становился похожим на дядю Фестера из «Семейки Адамс». Московское осеннее говно Леоныч месил в американских армейских ботинках, уверяя, будто бы ему их с фельд-егерем прислал «белый брат Джим» – американский идейный скин, ветеран операции «Буря в пустыне». Впрочем, взглядов Леоныч был вполне либеральных и терпимых. Хотя, интересный факт: по вероисповеданию числился католиком.

Впервые о Леонове я услыхал еще тогда, когда даже и не предполагал, что судьба преподнесет мне такой оригинальный сюрприз в виде «Куранта».

Было такое дело, Кулагин решил попробовать себя в организации собачьих боев. Позвонил он мне как-то поздно вечером, и без особых предисловий потребовал немедленно выставить в ринг моего бультерьера Жорика. С противником, говорит, заминки не будет, противник уже есть – страффордширское животное его третьяковского коллеги. Мол, он, Кулагин согласен оказать нам с Жоржем немалую честь и стать нашим секундантом. И вообще, настолько верит в мою собаку и высшую справедливость, что даже готов ставить на Жорика немалый заклад.

– Мы, ореховские себя покажем! – не к месту нажимал Кулагин на патриотическую педаль. – Неужто дадим попятного, Фил, коли речь идет о чести Семьи?!

Меня нисколько не воодушевила эта идея. Скорее, напротив.

Я ему говорю:

– Ты что, старина, белены обожрамши? Какие бои? Какой еще на хрен стаффорд? Какого еще коллеги?

– Такого, – отвечает. – Саша Леонов его зовут. Он прекрасный парень, уверяю тебя!

Хорошо понимая, что даже у такого красавца, как моя полосатая свинья-торпеда шансов против справного стаффорда почти нет, я, конечно же, отказался. И в самой грубой форме послал импресарио в трынду. Но фамилию прекрасного парня поневоле запомнил.

И правильно я, кстати, сделал, что не дал согласия на бой. Много позже Леоныч рассказывал, как однажды летом на даче его псинка подкопала забор между участками и загрызла насмерть соседскую корову! Представляете?! Корову! Это же не собака, это крокодил!

Мне вообще про Леоныча довелось послушать историй. По всему выходило, что он тот еще фрукт, и след в людских сердцах оставил яркий. Чем же? – возможно спросите вы. Сложно вот так сразу в двух словах ответить… Но, если вкратце, то даже в более поздние, разгульные времена, даже при том, что в штате побывали и Кулагин и я, и прочие, все равно – никогда в «Куранте» не было большего распиздяя чем Леоныч. Впрочем, распиздяя исключительно позитивного, и даже, прошу прощения за излишнюю поэтичность, солнечного.

«Устав внутренней службы» он нарушал регулярно, но вовсе не по причине лени, тупости, или склонности к пороку, а самым органичным и естественным образом. Как в чистом поле растет трава и всякие васильки-цветочки, так и Леонов нес службу в Третьяковке – абсолютно не напрягаясь. Это было такое охранное айкидо, школа ивовой ветки, пружинящей под снегом. Или нет. Скорее, это был такой охранный регги. Кто-то может себе представить Боба Марли на охране ядерной электростанции? Да хотя бы на охране гастронома «Наташа», что на улице Коненкова в Бибирево? «Ай вона джам ит виз ю, бэби!». И пых-пых-пых… Как-то не вяжется Боб Марли с охраной, да? С Биберево еще туда-сюда, а вот с охраной никак. Ну вот то-то. И я о том же.

Спокойно оставить пост часа на два и пойти слоняться по Галерее, глазеть на девок, перетереть с каждым встречным дружком и приятелем, а потом еще заглянуть мимоходом в дежурку выпить кофе – вот такой был стиль работы сотрудника Леонова. Свободный, расслабленный стиль «походка от бедра».

Тут нет абсолютно никакого секрета: Леонов и Сергей Львович были друзьями чертановского детства. По преданию они вместе еще в первый класс хаживали. Может быть, это отчасти объясняло тот факт, что многое Леонычу сходило с рук. Но, только если отчасти. Шнырев же не враг себе, чтобы всякий раз Леонова отмазывать – к чему эти ненужные разговоры про фаворитизм и двойные стандарты? Хватит уже с него такого большого оригинала и друга детства, как Михаил Борисович Лазаревский… Но ни слова больше про этого демона!

А Леоныч, он ведь как? Если строго между нами, то ему за его художества можно было хоть каждый день по десяточке выписывать. Буквально с закрытыми глазами пиши – не ошибешься. Но легко сказать «пиши»… Скоро сказка только сказывается, и еще кошки скоро родятся. А для того, чтобы наказать сотрудника его же надо, по крайней мере, зафиксировать на месте преступления. Это и представлялось основной сложностью.