— Когда он позвал нас к тебе, я понял, что все не так просто. Не как с другими, — голос Коллье стал серьезным. — Джой, ты изменила его. Ты затронула его так, как ни одна другая женщина. И я не знаю, быть благодарным тебе за это или бояться этого.

Зловещий тон последних слов привлек к себе внимание Джой.

— Бояться? Что вы имеете в виду? Алан, я очень благодарна за ваше беспокойство. Я всё еще не знаю, что я сделала, чтобы заслужить его, — улыбаясь, она дотянулась до его руки и нежно положила свою сверху. — Это значит для меня больше, чем я… иногда я не могу хорошо выразиться о таких вещах, — Коллье перевернул свою ладонь, чтобы успокаивающе взять её за руку. — Долгое время я была одержима одной вещью. Это было всем, что имело для меня значение. Теперь… для меня приобрело значение также и другое. И это благодаря вам и Мэгги, — она сглотнула, — и Люку, — качнув головой, она выдохнула слова. — Мне жаль, что я не могу лучше объяснить, но когда дело доходит до сердечных дел, я…

— Понимаю, Джой. Тебе не нужно пытаться объяснить, — она увидела, как он улыбнулся. — Я рад сильнее, чем могу это выразить, что ты нашла нечто… что—то, что приносит тебе счастье, — он замолк, и его лицо изменилось, как будто он собирался сказать больше; Джой почувствовала отголосок несказанных между ними слов. Но затем он просто вздохнул и откинулся назад, вытянув свои худые ноги.

Возвращаясь к его предыдущим словам, Джой проанализировала значение всего, что он ей говорил.

— Алан, вы сказали, что давно знаете Люка. И эта деревня… Люк сказал, что мало «чужаков» знали о ней. Но вы говорили, когда я впервые очнулась, что она — часть ваших регулярных ежемесячных раундов, — она выжидательно посмотрела на Коллье, и он, кивая, сжал губы.

— Я, — медленно ответил он, — один из немногих счастливчиков, кому разрешено знать о Валь—Каше. Мое знакомство с деревней началось много лет тому назад, как и знакомство с Люком.

— И вы всё это время знали о Люке, то есть, о том, кто он на самом деле? — Джой нетерпеливо наклонилась вперед.

— Я знал его еще до того, как он стал таким, — признался доктор. — Я знал его мать.

Всё замерло в тот миг, когда Джой сложила факты вместе.

— Мари—Роуз? Вы знали её?

Коллье поднял голову.

— Люк рассказал тебе о своей матери, — в его голосе звучало удивление. — Он никогда не говорит о ней. Для него рассказать тебе… — мягкие синие глаза горели тем, что, возможно, было надеждой.

— Я знаю, — пробормотала Джой, — то, что случилось с ней, нанесло ему глубокую рану, — видение говорящего Люка, зыбкое и отдаленное в мерцающем свете костра, понизило её голос до шепота. — Но он никогда не упоминал вас.

— Я не удивлен. Это гораздо характерней для него — не говорить об этом, вообще. Как ты сказала, — грустно продолжил он, — это нанесло ему глубокую рану. Но он никогда не показывал этого. Никому, кроме тебя.

Джой наслаждалась внезапно нахлынувшей теплотой, которая купала её сердце в нежном пламени. Было еще слишком новым и слишком странным — осознать прозвучавшие слова.

— Если вы знали мать Люка, значит, вы знали Люка еще мальчиком.

— Да, — его глаза безучастно посмотрели в окно. — Я мало видел его в течение первых лет жизни, когда с ними был его отец. Позже, — его голос сел. — Позже, когда он остался один, я мог предложить ему свою дружбу и получить его дружбу взамен.

— Таким образом, он не был совсем один, — пробормотала Джой. Теперь она понимала то, что говорил ей Люк. — У него были вы.

— Иногда этого было недостаточно, — Коллье опять повернулся к ней, его лицо вытянулось. — Конечно, к тому времени деревня приняла его, и он проводил часть времени здесь. Но, по мере того, как он становился старше и все больше и больше видел внешний мир, жизненный опыт менял его, и казалось, он больше не принадлежит ни одному из миров.

Джой осознала то, что внезапно пришло ей на ум.

— Одинокий волк.

— Да, — улыбнувшись, Коллье перевел на нее взгляд, но не сосредоточиваясь полностью. — И для него эти слова имеют большее значение, чем ты можешь себе представить.

Перебирая вопросы, которые она должна была задать, Джой задумчиво нахмурилась.

— Люк — лугару, — сказала она, наконец, осторожно выговаривая слова, — но он говорил, что есть и другие. Его мать…

— Была тем, кем и он, — тихо подтвердил Коллье. — Прекрасной девочкой и изящной волчицей с шерстью столь же черной, как тьма, — скрывая своё появившееся удивление, Джой наблюдала, как лицо доктора превращалось в лицо гораздо более молодого человека. Человека, говорящего о любимой женщине. Она не могла найти слов для ответа, но он продолжил сам. — Ни один из нас не знал, что произойдет, когда она выбрала отца Люка. Мы не могли защитить её после того, как это случилось.

Все вопросы застряли в горле Джой. Тишина была заполнена мучительными воспоминаниями, и прошло некоторое время, прежде чем глаза доктора вновь посмотрели на неё, всё еще горящие отблеском старого горя.

— Я пытался быть своего рода отцом Люку, но он был очень мужественным мальчиком. Он мог только допустить, чтобы я — это в большей степени — либо кто—нибудь еще заботились о нем. До тебя.

Джой поняла преднамеренное изменение темы, но не могла отойти от впечатления того, что открыл ей Коллье. Она откинулась назад на стуле, не обращая внимания на боль в ребрах в тех местах, где они прижимались к резным деревянным спицам.

— Мари—Роуз была оборотнем, — выдохнула она с любопытством, — и эта деревня, — она снова быстро села, — все они — тоже оборотни? — Клэр, с её молниеносными движениями, Филипп, высокий и задумчивый, робкий и прилежный Жан—Поль и даже добродушная и грубоватая бабушка Люка? Представление Бертранды, превращающейся в злющую старую волчицу, было достаточным, чтобы сбить трезвый ход её мыслей.

Коллье покачал головой прежде, чем смех иссяк.

— Не все — одни ветви рода сильнее других, некоторые потеряны навсегда. Иногда способность к трансформации отсутствует у целого поколения. Мать Люка несла в себе истинную кровь так же, как и её отец. Сейчас достаточно много взрослых, чтобы создать большую стаю, — тон его голоса был печальным, и Джой вспомнила ту же самую печаль в голосе Люка, когда он рассказывал о своих людях.

— А дети?

Опустив голову, Коллье закрыл глаза.

— Пока они не достигнут половой зрелости, мы не можем знать. Трансформация болезненна для них. Некоторые и вовсе не изменяются, — наконец, он поднял глаза, и они были меланхолично—серьезными. — В каждом поколении всё меньше и меньше детей. Валь—Каше постепенно вымирает. Когда—нибудь… — он прервался. — Я боюсь, что время людей Люка проходит.

Проглотив неожиданный комок в горле, Джой моргнула.

— Я сожалею.

Она подумала о людях, которых встретила, о детях, об очевидной преданности Люка им, даже если он никогда и не признается в этом. Казалось странным, что все это имело для неё значение и она могла даже поверить в такую невероятную услышанную историю. Но это действительно имело значение, и она действительно в это верила. Что—то глубоко в её душе ответило такой бесспорной уверенностью, что у неё не оставалось никакого выбора. Совсем никакого.