— Ты зачем мне это говоришь? — рассердился Алексей. — Тебя нарочно послали меня запугать?

— Дурак! — обиделся парень. — Я тебя предупредить хотел. Или думаешь, я тоже из их ватаги? — поразился он.

— А кто ж ты тогда?

— А меня Гурану за долги продали, — совершенно беспечно ответил Сашка. — Я тут батрачил на одного купчишку, а он сильно задолжал Гурану. Ну вот мной и расплатился.

А Гуран меня Степке подарил. Тот меня к себе увезет. Говорит, буду в доме ему прислуживать.

— И что ж, никто тебя искать не будет? — поразился Алексей.

— А я — ничей! — расплылся в улыбке Сашка. — Бабка была, так три года уже как померла. А в батраках я с семи годков. Так что мне все равно. Лишь бы кормили да высыпаться позволяли. Буду Степке сапоги подавать, чем плохо? — Он сплюнул на солому, покрывающую земляной пол. — А тебя потому пожалел, что ты один здесь русский, так что почти родня! — Он оглянулся на дверь, за которой скрылся китаец. — Ты думаешь, откуда Ду-пен взялся? Его Тобурчин уже год здесь держит. Он у себя в Маньчжурии шибко богатый купец был. Так Степка его караван ограбил, а старика одного из всех в живых оставил. И теперь выкуп у его сродственников требует. Но Ду-пен говорит, что и выкуп возьмет, и все равно убьет. А мне старика жалко, хороший он человек! — Сашка вздохнул. — Только бежать даже не пытайся. Тут через каждые полверсты посты стоят. Схватят — и сразу горло, как барану, перережут. — И он провел по горлу пальцем слева направо. — Оне ведь даже цепи на нас с китайцем не надевают, знают, что далеко не уйдем!

Ладно, — посмотрел он на Алексея, — хватит разговоры говорить, пошли я тебя на улицу выведу. Воздухом подышишь, но если вдруг Степка или Тобурчин появятся, сразу — в юрту! И притворяйся, что ничего пока не понимашь. Может, они тебя и на этот раз не тронут, а за это время твои легаши догадаются, где тебя искать.

— Вряд ли! — покачал головой Алексей. И с надеждой посмотрел на Сашку. — А не получится записку передать или на словах как-нибудь?

— Ну только если самого Степку попросишь? — усмехнулся Сашка. — Но сам понимашь… — Он подхватил его под мышки и приказал:

— Давай, вставай! А то совсем ходить разучишься!

Алексей почувствовал, что его повело в сторону от слабости. Но тут с другой стороны к нему подскочил китаец, подставил худенькое плечо, и так совместными усилиями они помогли Алексею выйти на улицу. Усадили на дровяной чурбак. Он прислонился к стене юрты и жадно вдохнул прохладный воздух. Со всех сторон к юрте подступала тайга.

Редкие березы почти уже сбросили листву, трава почернела от заморозков.

— На, пощелкай, — протянул ему кедровую шишку Сашка. — Я ее сварил, так что в смоле не измажешься.

— Постой. — Алексей внимательно посмотрел на парня. — Я действительно из полиции. И мне надо отсюда выбираться любым способом.

— Это уж точно! — согласился Сашка. — Живым тебя они не выпустят. Гуран шибко из-за червонцев напугался.

— А чего именно он испугался?

— А ты что ж, не по этой надобности? — удивился Сашка. — Не знашь разве, что они монету льют и ею за товар в Китае расплачиваются? Да и здесь тоже грешат, заставляют татар монеты у них брать в обмен на скот да меха.

— Ну, брат, тебе ж цены нет! — усмехнулся Алексей, а сам подумал, что сведения, которые он получил от парня, ровно ничего не стоят, потому что вряд ли получится передать их в Тесинск. Егору ведь и в голову не придет, что он оказался в западне у Гурана и его братца! И уточнил:

— Выходит, они фальшивые деньги делают?

— А я что говорю? — Сашка закинул руки за голову и потянулся. — Бергалов стреляют, золотишко к рукам прибирают, а после из него монету льют. Я видел, совсем как настоящая.

«Я тоже видел, — подумал Алексей, — и даже не понял, что она поддельная» И снова спросил:

— А где они монеты льют? На усадьбе Гурана или здесь, в таборе Тобурчинова?

— Это мне неведомо, — Сашка подставил лицо под теплые еще лучи зависшего над самой тайгой солнца. — Этого они не говорят… — И вдруг, вскинувшись на ноги, насторожился, прислушиваясь. — Кажись, скачет кто? — И, побледнев, приказал:

— Давай живей в юрту. И лежи тихо, как мышь. — И, уже помогая Алексею улечься на кошму, пояснил, то и дело оглядываясь на дверь:

— Хорошо, ежели это Тобурчин, но ежели Степка… — и, махнув рукой, выскользнул из юрты.

Кто-то бранился за стенами юрты неприятным, визгливым голосом и, видимо, что-то требовал от китайца. А старик, судя по всему, в чем-то оправдывался. Сашку слышно не было, и Алексей подумал, что тот или вовремя улизнул, или незнакомец с противным голосом попросту до него еще не добрался.

Поток ворвавшегося в юрту свежего воздуха подтвердил, что кто-то в нее вошел. Но не обладатель пронзительного голоса, не китаец. Они продолжали выяснять отношения за стеной.

Человек прошелся по юрте и, судя по скрипу, устроился на лавке у окна. Алексей не выдержал и открыл глаза. Напротив него сидел крепкий скуластый человек, с матово-желтым лицом и узкими, словно прищуренными, глазами. Одет он был в казачий бешмет, черкеску и огромную белую папаху с малиновым верхом. Заметив, что Алексей смотрит на него, растянул в улыбке толстые, словно вывернутые наружу губы.

— Ну что, капитана, — произнес он насмешливо, — небось и не чаял, что в моих руках окажешься?

И Алексей только сейчас узнал его. И немудрено, с лица исчезло угодливое выражение. И взгляд он теперь не устремлял в пол, а смотрел прямо в глаза, жестко и высокомерно. И разговаривал без акцента.

— Привет, Линь-цзы! — Алексей оперся о лежанку руками и, приподнявшись, сел, опустив ноги на пол. — Выходит, ты и есть Степка Анчулов?

— Во-первых, не Степка, а Степан Никитич. — Он бросил на Алексея сердитый взгляд из-под низкого лба и недовольно хлестанул себя плеткой по голенищу сапога. — Во-вторых, теперь я буду вопросы задавать, а не ты, легаш сопливый!

Он вынул из кармана запечатанную бутылку водки, круг копченой колбасы и хлеб, завернутый в серую бумагу. Ловким ударом в донышко вышиб пробку. И крикнул, повернув голову к окну:

— Эй ты, давай сюда чашки. Живо!

Всем видом своим Степка показывал, что здесь он хозяин, и распоряжался с бесцеремонностью человека, не привыкшего встречать отказа в своих требованиях.

В юрту вбежал Сашка и, кланяясь, подал две пиалы.

Затем застыл в поклоне, ожидая приказаний. Степка показал ему на дверь, и парень исчез столь же быстро, как и появился.

Алексей лишь пригубил, а пить не стал. Степка, кажется, нисколько из-за этого не огорчился. Под редкими усами проявилась холодная усмешка, а взгляд стал еще более внимательным и настороженным.

— Что, не по нраву мое угощение?