— Не больно?

— Нет.

— Прекрасная новость, — съязвил Азиз.

— У вас жестокие руки.

— Я принес вам мазь, но вы находитесь в таком нервическом состоянии, что я опасаюсь ее накладывать, — сказал Азиз, помолчав.

— Оставьте мне мазь.

— Это невозможно, я должен вернуть ее в аптеку. — Он потянулся вперед, но Ральф отступил к дальнему концу стола. — Итак, вы хотите, чтобы я вас лечил, или вы предпочитаете английского врача? В Асиргархе есть врач-англичанин. Асиргарх находится в сорока милях отсюда, к тому же наводнение прорвало Рингнодскую дамбу. Теперь вы понимаете, в каком положении вы находитесь. Мне надо поговорить о вас с мистером Филдингом. Ваше поведение — просто нонсенс.

— Они уехали на лодке, — сказал Ральф, умоляюще посмотрев на Азиза.

Азиз мастерски разыграл удивление.

— Надеюсь, они не поплыли в сторону Мау. В такую ночь, как эта, люди становятся очень фанатичными. — Словно в подтверждение его слов раздался громкий рыдающий звук, словно из глотки великана; процессия приблизилась к тюрьме.

— Вы не должны относиться к нам так, — вдруг резко произнес Ральф, и Азиз взял себя в руки; голос юноши, хотя и остался испуганным, был на этот раз твердым.

— Как именно?

— Доктор Азиз, мы не сделали вам ничего плохого.

— Ага, вам известно мое имя. Понятно. Да, я Азиз. Нет, конечно, ваш лучший друг, мисс Квестед не причинила мне никакого вреда в Марабаре.

Последние его слова потонули в страшном шуме — начали палить все пушки монархии. Над тюрьмой взлетела ракета. Один заключенный был освобожден, и сейчас он целовал ноги певцов. Из окон домов падали лепестки роз, процессия двинулась дальше, неся священные специи и кокосовые орехи… Процессия застыла на полпути; бог расширил и распространил свой храм и торжественно замер. Беспорядочные звуки радостного спасения достигли гостиницы. Они бросились на крыльцо, привлеченные внезапно начавшейся иллюминацией. Из жерла бронзовой пушки в крепости то и дело вырывались вспышки, город превратился в одно смазанное пятно света, в котором дома казались пляшущими, а дворец — размахивающим маленькими крылышками. Вода внизу и небо над головой пока не осветились этим буйством; свет был еще очень слаб, и песня с трудом пробивалась сквозь бесформенные комья вселенной. Песня становилась все слышнее из-за бесконечного повторения — повторения на разные лады имени божеств.

Радхакришна, Радхакришна,

Радхакришна, Радхакришна,

Кришнарадха, Радхакришна,

Радхакришна, Радхакришна…

Так пели певцы. Их песнь разбудила сторожа в гостинице, он ошалело открыл глаза и оперся о копье с железным наконечником.

— Мне надо возвращаться, доброй ночи, — сказал Азиз и протянул Ральфу руку, совершенно забыв, что они не были друзьями, и всколыхнув свое сердце чем-то более далеким, чем пещеры, — чем-то невыразимо прекрасным. Ральф принял протянутую ему руку, и Азиз тут же вспомнил, как отвратительно он только что себя вел, и тихо спросил:

— Вы больше не думаете, что я недобрый?

— Нет.

— Откуда вы можете это знать, странный юноша?

— Это нетрудно, я всегда знаю.

— Вы всегда знаете, является ли незнакомец вашим другом?

— Да.

— Значит, вы восточный человек.

Слегка вздрогнув, он отпустил руку Ральфа. Это были те самые слова, которые он сказал миссис Мур тогда в мечети, и это было началом заколдованного круга, из которого он все же смог вырваться. Никогда не водить дружбу с англичанами! Мечеть, пещеры, мечеть, пещеры. Теперь все начинается сначала. Он вручил юноше волшебную мазь.

— Возьмите и вспоминайте обо мне, когда будете ею пользоваться. Можете не возвращать ее мне. Мне хочется сделать вам подарок, а это все, что у меня сейчас есть. Вы — сын миссис Мур.

— Да, это так, — едва слышно произнес юноша; и та часть Азиза, которая до поры была спрятана глубоко в его существе, вдруг вырвалась на волю.

— Но вы, кроме того, брат Хислопа, и, увы, наши народы не могут быть друзьями.

— Я знаю; пока нет.

— Ваша мать говорила вам обо мне?

— Да. — Ральф сделал движение, которое Азиз не стал повторять, и добавил: — В своих письмах, только в письмах. Она любила вас.

— Да, ваша мать была моим самым лучшим в мире другом. — Он помолчал, подумав о своей благодарности к миссис Мур. Куда простиралась вечная доброта миссис Мур? Никуда, если подумать об этом трезво. Она не свидетельствовала в его пользу, она не навещала его в тюрьме, но она похитила его сердце, сделала его своим обожателем.

— Сейчас сезон муссонов, самый лучший у нас сезон, — сказал он, глядя на пляшущие огни процессии, похожие на цветную вышивку на колышущейся занавеси. — Как бы мне хотелось, чтобы она увидела наши тропические ливни. Сейчас такое время, когда счастливы все — и молодые, и старые. Они счастливы от своего дикого шума, хотя мы и не можем понять их радость; резервуары полны, и поэтому они пляшут. Это и есть Индия. Если бы вы были здесь одни, не в компании с чиновниками, я бы показал вам мою страну, но я не могу. Может быть, мы просто прокатимся полчасика по воде.

Неужели круг снова замыкается и цикл начинается сначала? Сердце Азиза было слишком переполнено, он не мог повернуть вспять. Он должен выйти во тьму и отдать этот долг сыну миссис Мур. Он знал, где хранятся весла — их прятали, чтобы постояльцы не отлучались из гостиницы, — и взял еще одну пару на случай, если они встретят вторую лодку; Филдинг управлялся шестом, отталкиваясь от дна, и мог попасть в беду, так как ветер заметно крепчал.

Когда они оказались в лодке, Азизу стало намного легче. Одно доброе дело открывало путь следующему — так, во всяком случае, всегда было с Азизом. Вскоре вихрь его гостеприимства залил Ральфа с головой. Доктор чествовал Мау, убеждая себя в том, что понимает смысл этой дикой процессии, источавшей буйные вспышки света и всплески оглушительных звуков по мере того, как все сложнее и запутаннее становился ритуал. Азизу практически не надо было грести, так как ветер гнал их в нужном направлении. Колючки подводных растений царапали днище, лодка задела кромку какого-то островка, спугнув стаю цапель. Странная жизнь августовского половодья подняла их над волнами. Казалось, этому жутковатому веселью не будет конца. У их шлюпки не было руля. Скрючившись на корме и держа в руках запасные весла, гость не задавал вопросов. Полыхнула вспышка света, потом еще одна — узкие красные полосы на застланном тяжелыми тучами небе.

— Это раджа? — спросил Ральф.

— Что? Что вы имеете в виду?

— Гребите назад.

— Но это не раджа — ничего…

— Гребите назад, вы сейчас увидите, что я имею в виду.

Азизу было трудно грести против ветра, однако он, сосредоточившись на полоске света, обозначавшей место, где стояла гостиница, сделал несколько гребков назад.