По сырым стенам бегали мокрицы. В свете укреплённых по стенам факелов тень Соллевого сопровождающего металась, как исполинская ночная бабочка; слушая звук своих шагов, Эгерт мучился, думая о Тории.

Они допрашивают её и будут допрашивать ещё. О чём? Что она может сказать им? Она… Небо, неужели они осмелятся пытать женщину?!

И тогда в гулкой тишине коридора ему померещились отдалённые, приглушённые камнем крики. Он не выдержал и застонал — сопровождавший его стражник удивлённо оглянулся.

Лязгнул ключ в потайной дверце, стражник пропустил Эгерта вперёд, чуть подтолкнув в спину; узкая тёмная комнатка походила скорее на камеру, и Эгерт уверился было, что доставлен прямиком в тюрьму — когда внесённый факел осветил высокое кресло в углу и сидящего в кресле человека. Не удивляясь и даже не пугаясь более, Эгерт узнал Фагирру.

Оставив факел в кольце, стражник низко поклонился и вышел. Стук его сапог долго отдалялся по коридору.

Фагирра не шевелился, капюшон лежал у него на спине, и Эгерту показалось, что со времени их последней встречи прошли десятилетия — так много страшного случилось с тех пор и так внезапно постарел, изменился его моложавый прежде знакомец. Эгерт поразился — истинный возраст Фагирры открылся ему только сейчас.

Прошло несколько минут, прежде чем плащеносец шумно вздохнул и поднялся, уступая Эгерту кресло, единственное в комнате:

— Присядьте-ка, Солль… Вам, я вижу, непросто держаться на ногах.

— Я устою, — отозвался Эгерт глухо. Фагирра серьёзно покачал головой:

— Нет, Эгерт, вы не устоите. Вы сами понимаете это… Ваша гордость и ваша трусость рвут вас пополам — но что-то подсказывает мне, что трусость окажется сильнее… Можно, конечно, без конца горевать по этому поводу, мучить себя и казнить — а можно просто присесть и послушать, что вам скажет симпатизирующий вам человек… Потому что вы симпатичны мне, Эгерт. С самого начала.

— Вы — обвинитель, — сказал Эгерт в тёмный угол, сказал, не спрашивая, а просто высказывая уверенность. — Обвинитель по делу Тории… Можно было ожидать.

— Да, — печально подтвердил Фагирра. — Я — обвинитель, а вы будете свидетельствовать.

Эгерт прислонился к стене, постоял, чувствуя, как соприкасается с холодной твердыней каждая его мышца; потом подогнул колени и сел, привалившись к камню спиной.

— Фагирра, — сказал он устало, — вы видели… Мор? Я не знаю, что было там, за стенами Башни… Но город… Вы хоть видели?

Фагирра прошёлся по низкой комнате — Эгерт смотрел, как ступают скрытые плащом до пят отличной выделки военные сапоги.

— Солль, — Фагирра остановился, — у вас… умер кто-нибудь?

— У меня умер друг, — отозвался Эгерт глухо. — И погиб… учитель.

— Да, — Фагирра возобновил свою прогулку, — понимаю… А у меня, Солль, умерли шесть человек семьи — мать, брат, сёстры, племянники… Они жили в предместье и умерли в один день.

Эгерт молчал. Он сразу понял, что Фагирра не врёт — голос плащеносца непривычно, странным образом изменился.

— Я не знал, — сказал он хрипло, — что у служителей Лаш… Бывают семьи.

— По вашему, — горько усмехнулся Фагирра, — служители Лаш вырастают на деревьях, как груши?

Некоторое время в комнате только потрескивал факел да вышагивали по каменному полу мягкие Фагирровы сапоги.

— Извините, — сказал Солль наконец. Фагирра усмехнулся, не останавливаясь:

— Вы не были там, в Башне… Когда все входы завалены, даже потайные, даже крысиные… И вот начинается Мор, и некуда девать трупы…

— Вы сами… — сказал Эгерт шёпотом. — Вы сами этого хотели…

Фагирра жёстко оскалился:

— О наших помыслах не вам судить…

— Но это же безумие…

— Да, потому что Магистр — безумец! — Фагирра рассмеялся сухим, трескучим смехом. — Он безумец, но орден — орден не состоит из одного лишь Магистра… Магистры уходят, а орден остаётся, остаётся Тайна, — тут в голосе Фагирры скользнул неприкрытый сарказм, — и остаётся связанная с ней Власть… — он посерьёзнел. — Вам не понять, Солль. Вы, кажется, не властолюбец.

— Властолюбец — вы, — уточнил Солль едва слышно. Фагирра кивнул:

— Да… Знаете, кто будет следующим Магистром?

— Знаю, — глухо отозвался Эгерт, и некоторое время снова было тихо. Потом где-то внизу, в подземелье, загремело железо, и Соллю снова померещились глухие, отдалённые крики. Он похолодел — но во всём здании суда стояла, как прежде, тишина, и ужасные звуки, возможно, рождены были больным воображением Солля.

— Послушайте, — сказал он в отчаянии, — власть властью… Но вы же знаете правду не хуже меня. Вы знаете, откуда явился Мор, и кто победил его… Мы же обязаны жизнью господину декану — вы, я… Судья… Стражники… Бургомистр… Человек отдал жизнь — за что вы хотите наказать его ни в чём не повинную дочь?!

— Луаян был даже сильнее, чем я предполагал, — Фагирра остановился, щурясь на огонь факела. — Воистину… он был великим магом.

Слова эти, сказанные так просто и без колебаний, заставили Солля податься вперёд:

— Так вы признаёте?!

Фагирра пожал плечами:

— Только безумец, подобный Магистру, захочет отрицать это.

Эгерт в изнеможении сжал мокрые ладони:

— Ради неба… В чём же вы хотите обвинить Торию?!

Фагирра взглянул в умоляющее лицо Эгерта, вздохнул и сел рядом — на каменный пол, привалившись спиной к стене. Где-то далеко в недрах подвала лязгнула железная дверь.

— Вы вернётесь домой, — сказал Фагирра без всякого выражения. — У вас ведь престарелый отец… Больная мать… В городишке, который называется Каваррен…

— В чём вы хотите обвинить Торию? — повторил Эгерт почти беззвучно.

— Да, она красива… Она слишком красива, Эгерт. Она приносит несчастье… Она, хоть и косвенно, послужила причиной смерти первого своего жениха, того, которого…

— Откуда вы…

— …которого вы убили. Она не похожа на прочих женщин, в ней есть что-то… дар, я бы назвал это даром, Эгерт. Исключительная женщина, я понимаю, что вы сейчас испытываете…

— Она невиновна, — сказал Солль в мерцающие в полумраке глаза Фагирры. — В чём вы хотите её обвинить?

Фагирра отвернулся:

— В колдовских действиях, повлёкших за собой Мор.

Не обрушились стены, не задрожала земля; огонь всё так же обвивал смолистую верхушку факела, и поблёскивали серебряные пластинки, украшавшие пустое кресло в углу.

— Не понимаю, — сказал Эгерт беспомощно, хотя понял всё — и сразу.

Фагирра вздохнул:

— А вот попытайтесь понять… Существуют вещи более ценные, нежели просто жизнь и просто сиюминутная справедливость… Жертва всегда невинна, иначе какая же она жертва? Жертва всегда лучше, чем окружающая жертвенник толпа…