Алла сочла слова Аспенского за издевательство, а он едко продолжил:

– Теперь нам с тобой вместе работать. Каждый день видеться станем. Так приятно. Будешь у меня совета спрашивать. Буду давать. Люблю учить старых дур. Придется слушаться меня. А как же иначе? Это бизнес, а не игра в куколки. Теперь советую подписать контракт и мигом ко мне на стажировку. – Константин знал, как Алла в штыки принимает его советы. И надеялся, что сейчас произойдет то же самое. – Выпьем мировую, и вспомним молодость, кровать-то у меня широкая. Я помню, какие фортели ты умеешь в ней вытворять. Буду ждать.

Аллу взорвало. Вспышка ярости затмила все. Ее мысли с остервенением прошлись по Адаевскому. Какого черта тот сует нос не в свои дела, советует, кому с кем мириться! Чтобы она подчинилась Аспенскому – не бывать этому! Никогда! Но тогда как быть с контрактом? Ведь контракт – это отчасти потеря личной свободы, без которой она – не она. Истровская заскрипела зубами:

– Мечта идиота! Я скорее размозжу тебе череп!

– Не заговаривайся, дура! – властно отсек Аспенский. – А то разозлишь меня! Попридержи свой пыл, он тебе понадобится в постели со мной! Приезжай, договоримся.

В ответ раздался истеричный вопль, и Алла отключила телефон. Константин ухмыльнулся, играя желваками. Подумал, как все быстро меняется, совсем недавно он собирался затушить пожар вражды с Аллой, а теперь, наоборот, разжигал его. И это должно сослужить хорошую службу.

Проверка завершилась около двенадцати часов ночи. Аспенский надеялся, что Кирилл и Светлана ознакомят его со своими выводами, но те лишь коротко сообщили, что устали за день и что прямо сейчас, не заезжая к себе на дачу, поедут в Москву. Константина покоробило, что ему не стали докладывать о результатах ревизии, и он резко выразил свое недовольно. Адаевский попытался сгладить неловкую ситуацию, зная, что выводы будет делать сам Хавин, спросил:

– Надеюсь, все нормально?

Кирилл собрался что-то сказать, но Светлана опередила его неопределенным ответом:

– Надо проанализировать.

– Ну, ну, – кивнул Адаевский.

Проводив ревизоров, Адаевский и Аспенский поехали по домам. На полпути к дому Анатолия догнал возмущенный звонок Истровской:

– Какого черта ты не держишь слово? Мы же договорились о встрече. Я жду тебя в твоей столовой. Ты везешь контракт?

– Везу, везу, Алла, – отозвался Адаевский. – Я думал, ты не приедешь так поздно.

– Индюк думал, да в суп попал, – съязвила Истровская и отключила телефон.

Едва Анатолий с портфелем в руках появился на пороге, она взяла его в оборот. Выскочила в прихожую и возмущенно выплеснула:

– Ты случаем не в поповскую рясу обрядился?! Проповедовать начал примирение с врагами! Советуешь, чтобы я Аспенскому вторую щеку подставила? У тебя все нормально с головой, Анатолий? Вот ему! – зло выкинула вперед руку с фигой. – Видел? И тебе это же за твои идиотские советы! – выкрикнула. – Миролюбец нашелся!

Адаевский оторопел, вытаращил глаза:

– Успокойся, Алла. При чем тут поповская ряса? Я же тебе говорил, что работать придется вместе, поэтому прежние конфликты надо оставить в прошлом. Ты ведь умная женщина.

– Да уж далеко не дура! – огрызнулась Истровская. – Именно поэтому об Аспенском мне больше не напоминай! – Алла была возбуждена, ее глаза горели, тело вздрагивало. Анатолий видел, как она накалена, попытался разрядить обстановку, перевел разговор в иное русло:

– Пошли в кабинет. Там поговорим.

Людмила выглянула из кухни, хотела спросить, ставить ли на стол ужин, но качнула головой и промолчала.

Адаевский провел Истровскую в кабинет, достал из портфеля контракт и протянул Алле. Та бросила взгляд по стульям, ища место, куда присесть. Анатолий показал на свое рабочее кресло за столом:

– Сюда, Алла, здесь удобнее будет подписывать.

Истровская села, стала читать.

Анатолий оставил ее одну, прикрыл за собой дверь. Алла с трудом унимала раздражение, никак не могла вчитаться в текст договора. В голову лезли другие мысли. Глубоко вздохнула, прижалась к спинке кресла и повела глазами по вороху бумаг на столе. Неосознанно потянула к себе верхний чистый лист, перевернула, и глаза у нее расширились. Это было фото, отпечатанное на цветном принтере. Хавин с Юлией в больничной палате. Он в бинтах, но с улыбкой на лице. У Аллы от неожиданности перехватило дыхание. И тут же в ней закипела злость. Что, голубки, улыбаетесь и прижимаетесь друг к другу? Жаль, что не раздавила вас колесами. В запале чуть не разорвала снимок, но удержалась, свернула лист и сунула в сумочку. Настроение было окончательно испорчено. Алла отбросила от себя контракт.

Адаевский ничего не знал об этом снимке. Его днем распечатала Людмила и положила ему на стол. Анатолий был утомлен за день и теперь хотел только одного, получить от Аллы подписанный договор и лечь в постель. Выждав время, чтобы Истровская прочитала контракт, поговорил с женой в кухне и вернулся в кабинет. Сразу почувствовал изменение в настроении Аллы. Не удивился, зная ее импульсивность. Но насторожился, увидав отодвинутый контракт:

– Тебя что-то не устраивает? Он же выгоден для тебя. Скажи, что там не по тебе?

– Все не по мне! – вспыхнула Алла.

Адаевский нескладно подступил к столу:

– Я верно понимаю, что ты не собираешься в настоящий момент подписывать контракт? Прав был Аспенский: у тебя семь пятниц на неделе.

Истровская подпрыгнула в кресле:

– Опять Аспенский! – Глаза хищно сузились. – Давай авторучку!

Анатолий показал пальцем на письменный прибор. Она схватила ее, рывком придвинула контракт к себе и стремительно черканула подпись. Затем ладонью прижала листы к столешнице и глянула Адаевскому в глаза:

– Задушила бы его и тебя вместе с ним!

– А меня-то за что? – удивился Анатолий.

– За то, что ты – мужик. Все вы из одной колоды. Крапленые, как карты. – Она резко поднялась с места. – Все! Я пошла! – Шагнула к двери.

– Может, останешься до утра? Ночь же, – предложил Адаевский.

– У тебя жена под боком, мне от тебя ночью никакого проку, – усмехнулась Истровская.

Адаевский прогнал кадык по горлу:

– Ну, как знаешь, – и направился следом за Аллой. На душе у него было хорошо: договор был подписан.

Во дворе, перед домом, горели фонари. Истровская быстро пронеслась к воротам. На секунду задержалась у них, щелкнула щеколдой, не оглядываясь, хлопнула калиткой. За забором села в машину и через пару минут отъехала.

Адаевский закрыл калитку и вернулся в дом.

Надежды Аспенского на то, что его звонок Алле удержит ее от подписания контракта, не оправдались. Он был взбешен неудачей. Но не показал вида. Ощущение, что кольцо вокруг него сжимается, беспокоило. Пропадала уверенность в