И вот пришла долгожданная весна. Тает снег, и артиллерийские залпы возвещают «ледоход на Борисфене» (Днепре). Потемкин решил, что путешествие будет приятнее, если продолжить его по воде. Для облегчения продвижения на юг надо было взорвать пороги и сровнять песчаные отмели, которые то здесь, то там перекрывали реку. Семь гигантских барок, выкрашенных в красный и золотой цвета, были приготовлены для царицы и ее знатных гостей. Семьдесят три лодки попроще должны были перевозить мелкую придворную челядь. Общая численность прислуги составляла три тысячи человек, но сколько среди них было галерников, прикованных к веслам, летописцы не говорят: явление слишком обычное, чтобы быть замеченным. Восхищенные путники обнаружили в своих каютах комнатку для умывания с запасом воды, удобную кровать, обитый китайской тафтой диван, бюро из красного дерева, кресла. На каждом из наиболее богато обустроенных судов был зал для музицирования, общий салон с библиотекой и устроенный на палубе навес, для того чтобы иметь возможность подышать воздухом, укрывшись от солнечных лучей. Двенадцать музыкантов сопровождают веселенькой мелодией каждый приход и уход гостей. Оркестром императорского корабля дирижирует сам маэстро Сарти. Самые близкие спутники сходятся за столом на галере Екатерины, однако есть и специальная барка с обеденной залой на семьдесят мест для важных приемов. Целая стая шлюпок и лодок беспрестанно снует по обеим сторонам этой эскадры, которая, по словам Сегюра, похожа на «феерический спектакль». Две одинаковые сдвинутые кровати, которые каждый может видеть в каюте императрицы, не оставляют никаких сомнений в ее связи с Мамоновым. Однажды вечером Мамонов собрал у себя несколько человек для партии в карты. Принц Нассауский, который был в их числе, описывает следующую сцену: «Как только мы начали играть в маленьком салоне императрицы, она вошла в халате, с распущенными волосами и готовая надеть свой ночной чепец. Спросила, не помешает ли нам, села рядом, была очень весела и очаровательно любезна. Она извинилась перед нами за свой домашний халат, хотя выглядел он как нельзя более изящным. Сшит он был из тафты абрикосового цвета с голубыми лентами… Она осталась с нами до половины одиннадцатого».

Каюта принца де Линя была расположена по соседству с каютой графа де Сегюра. Однажды утром посланец Иосифа II постучал в перегородку, разбудил своего соседа и прочел ему стихотворные экспромты, которые только что написал. Потом он послал к нему своего слугу с письмом, в котором были смешаны «мудрость, безумие, политика, галантность, военные истории и философские эпиграммы». Сегюр ответил ему в том же духе. «Ничто в мире не велось так же последовательно и с большей четкостью, чем эта странная переписка между австрийским генералом и французским послом, лежавшими в своих кроватях один неподалеку от другого, на одном и том же корабле, рядом с императрицей Севера, и плывшими по Борисфену через страну казаков, чтобы достичь страны татар».

Если императрице становится скучно, она приказывает поднять на мачте своего корабля сигнал, по которому к ней съезжаются обычные ее забавники: остроумный граф Сегюр, элегантный принц де Линь, развязный Кобенцль, Фитц-Герберт с его холодным юмором, принц Нассауский, Мамонов, Лев Нарышкин… Во время разговоров о том о сем не забывают и политику. Между двумя забавными репликами тот или иной посол вставляет хитрые вопросы, чтобы выведать намерения Екатерины. А она, со своей стороны, может привести своего соседа по столу в смятение остро высказанным замечанием. Так, например, она вдруг напустилась на Сегюра: «Вы что, не хотите, чтобы я прогнала ваших любимых турок? Вот уж нашли с кем связаться! Допустим, у вас в Пьемонте или в Савойе соседи убивают или берут в плен тысячи ваших соотечественников, что бы вы сказали, если бы мне в голову пришла идея взять их под защиту?»

С первых дней этого «неповторимого» путешествия Сегюр мечтает найти наилучший способ для выполнения своего задания, состоявшего в заключении торгового договора, в то время как Фитц-Герберт старается убедить императрицу в преимуществах, которые она получит от сближения с Англией, а Кобенцль настаивает на необходимости полного совпадения взглядов между Россией и Австрией. К счастью для Сегюра, на его стороне в этом деле симпатии Потемкина. Однако князь Таврический редко поднимается на борт судов. Его работа, а ведь он был режиссером всего этого спектакля, заставляет его большую часть времени находиться впереди флотилии и устанавливать декорации. Однажды, оказавшись на одном корабле с Сегюром, он заставляет его быстро набросать памятную записку о положениях предполагаемого договора. Таким образом, говорит он, появится возможность сегодня же вечером показать его императрице. Сегюр в восторге от представившегося ему случая, но вдруг замечает, что его слуга отлучился и унес с собой ключ от письменного стола. Ну да ничего страшного: он попросил Фитц-Герберта одолжить ему на время шкатулку с письменными принадлежностями. Ни о чем не догадываясь, тот выполняет просьбу, и вот – пером английского посла и на его же почтовой бумаге Сегюр пишет проект договора, заключению которого его британский коллега противится всеми силами. Вскоре договор будет подписан, а Фитц-Герберт, узнав, при каких странных обстоятельствах он был подготовлен, как истый джентльмен, посмеялся над своей дипломатической неудачей.

Караван судов продолжает медленно и торжественно спускаться вниз по Днепру. Разместившись в ярко украшенных барках, оркестры играют быстрые, веселые мелодии. Корабли часто пристают к берегу, чтобы государыня и ее гости смогли поближе увидеть пеструю толпу обожателей Ее величества. Фасады домов украшены гирляндами и коврами. Все вокруг ликуют, смеются и приветствуют императрицу. Вид такой, что в России живут только счастливые люди. Всех людей с неблаговидной наружностью загнали в глубь территории, а хижины-развалюхи загорожены легкими деревянными свежепокрашенными постройками. Это те самые «потемкинские деревни», о которых принц де Линь спрашивал, есть ли у них крыши, двери, окна и есть ли в них жители. Во всяком случае, можно было видеть и что-то настоящее – величественный пейзаж, голубое небо, солнце, степь, усыпанную цветами. Иногда группы конных казаков вдруг откуда-то появлялись и начинали бешеную скачку и конные игры, причем с такой лихостью и ловкостью, что путешественники раскрывали рты от изумления. Но позвольте, уж не тех ли же самых воинов, только в другом наряде, мы снова видим на следующей остановке? Да, участники массовки передвигаются вместе с кораблями.

Целые деревни вдруг появляются из небытия. Ночью группы рабочих прокладывают дороги, которые послужат только один раз, создают сады, по которым только один-единственный раз скользнет чей-то взгляд.

«После проезда императрицы всех этих несчастных снова разгоняли по их хибарам, – пишет Ланжерон, – и многие умерли из-за таких переездов».

Потемкин показывает себя настоящим кудесником, королем оптического обмана. Однако не все в его деятельности только иллюзия. Он на самом деле сформировал казацкое войско, организовал сельское хозяйство, основал города, привлек кочевое население, иностранных переселенцев, построил корабли, открыл порты. Но это кажется ему недостаточным. Чтобы быть достойным императрицы, он добавляет вымысел к реальности. Вводит в картину настоящего краски возможного будущего. Екатерина прекрасно понимает, что в этом оптимистическом спектакле есть много искусственного. Но она умеет отличить подлинное от простых знаков внимания. Привыкшая к триумфальным аркам и артиллерийским залпам, она считает почти что естественным, что правду приукрашивают. В отличие от нее графу Сегюру и принцу де Линю кажется, что они живут в стране миражей, что вокруг них все ненастоящее – и предметы, и чувства. И, несмотря на это, все их чарует. Казалось, что они перенеслись в другую эпоху и плывут на корабле флота Клеопатры. Похожая на современную царицу египетскую, «Екатерина, в отличие от нее, – пишет принц де Линь, – не глотает жемчужины, а во множестве раздает их». Вместе с де Линем, Сегюром, Кобенцлем, Фитц-Гербертом, Нассау она везет в путешествие всю посольскую и салонную Европу, заковав ее в гирлянды цветов. Организатор этого спектакля Потемкин с каждым днем все больше верит в свой успех. Служа Екатерине, он служит и собственной славе. Он завоевал признательность царицы. Она горда и своим мужем, и своей страной. Не веря, разумеется, полностью в разыгранный перед ними спектакль, сопровождающие ее послы все же признают подавляющее величие России и докладывают об этом своим встревоженным правительствам.