Заходим мы в огороженный двор, полный колючек и камней, и входим в большой зал, от которого отходят две комнаты в одну сторону и две комнаты в другую. В одной комнате сидит библиотекарь и выдает книги, а в другой — все желающие провести здесь часок-другой из длинного-предлинного иерусалимского дня, в третьей комнате заседают члены комитета, обсуждающие дела Народного дома, а четвертая комната служит буфетом. А те, кто еще не решил, в какую комнату пойти, прогуливаются по залу. Напротив них, во дворе — девушки, одна под ручку с другой, прохаживаются туда и обратно и беседуют. О чем говорят эти девушки? Говорят они о скуке, которой нет конца, и о том, что не встретишь здесь человека, способного пробудить хоть немного сердце. А еще в стороне, у ворот, сидит студент семинара, пришедший сюда тайком; он весь сжался: только бы не заметили его, ведь если заметят, выгонят из семинара со скандалом — запретил директор своим ученикам приходить в Народный дом: все посетители Народного дома либо вероотступники, либо революционеры. Сидит этот студент и старается быть незаметным, чтобы не обнаружили его, но мысли, не подвластные своим хозяевам, летают свободно. Множество мыслей в сердце человека, и главное во всех его мыслях — женщина и любовь. Когда создал Господь, Благословен Он, Адама, то создал для него жену из него же. Оттого что согрешил Адам, вынужден теперь человек сам хлопотать в поисках жены. Сидит этот студент в полном одиночестве и шепчет строки: «Говорят, любовь есть в мире, что такое любовь?» И он поражен, уж если Бялик, великий поэт этот, не знает, что такое любовь, как может простой человек знать это? Заволакивают его глаза и сердце слезы, как девушек заволакивают вечерние тени. Говорит девушка своей подружке: «Давай войдем! Уже зажгли лампу».

Когда зажигается свет, берут почитать газету или сидят и беседуют друг с другом. Но беседа эта не подкрепляет им душу, это похоже на разговор человека со своим отражением в зеркале. Есть среди них оратор — просят его выступить. Есть у того желание говорить — встает и держит речь, не хочет — не выступает. Встал один из присутствующих, поднялся на трибуну и стал читать один из рассказов Шолом-Алейхема. Слушатели, приехавшие из-за границы, сидят и смеются, жители Иерусалима склоняют голову на плечо и дремлют, пока не просыпаются от звука аплодисментов; и они также хлопают в ладоши, чтобы не сказали про них, что они не понимают литературу, но при этом удивляются, что тут смешного и чему тут аплодировать.

Но иногда проникает дуновение жизни в стены Народного дома, как, например, вечерами, когда бывает бал или лекция, в особенности, если лектор из Яффы. Чем отличаются ученые люди Яффы от ученых людей Иерусалима? В литературе намного лучше разбираются ученые Яффы, которые хорошо знают ее и лично знакомы с писателями. В науках намного лучше разбираются ученые Иерусалима, читающие по-немецки и черпающие свои познания из первоисточника, не так, как ученые Яффы, черпающие свои познания из русских книг, которые, в свою очередь, являются переводом с немецкого; а известно, что не всякий переводчик достаточно хорошо знает язык, с которого переводит. И все-таки у ученых Яффы есть одно преимущество: они говорят с чувством. Кроме науки и литературы читают там лекции и на актуальные темы. Лекции эти, на актуальные темы, привлекают большое число слушателей, потому что и в Иерусалиме, отгородившемся от мира, жаждут знать, что происходит в мире. Бывает, что попадают сюда писатели, и ученые, и общественные деятели из-за границы. Так однажды группа из сорока туристов, наделавшая шуму по всей стране, прибыла в Народный дом, и собрался весь новый Иерусалим в их честь и буквально носил их на руках. И они произносили речи, торжественные и возвышенные.

Бывает, что заходят сюда просто гости из Яффы и из поселений, приезжающие в Иерусалим по делам или на лечение; они приходят в Народный дом, чтобы повидать образованную часть города, лучших представителей Нового ишува. Их сразу можно узнать по легкой одежде, загорелым лицам и некоторым привычкам, необычным для Иерусалима. Сидят иерусалимцы, жители столицы, и принимают своих братьев, полные достоинства и гордыни, ведь они известные люди в Иерусалиме и убеждены, что они выше всех в мире оттого, что удостоились жить в Иерусалиме. И они вплетают в разговор слова, введенные в употребление комиссией по языку иврит, и щеголяют академией «Бецалель», где занимаются искусством, начиная от ковра под твоими ногами и кончая панамой на твоей голове, не говоря о домашней утвари и предметах культа. И похваляются библиотекой и книгохранилищем Йосефа, верными еврейскому духу, в котором собраны книги из разных стран диаспоры с начала книгопечатания на иврите и до наших дней. В ходе беседы упоминают они имена ученых, которые в будущем прославят город, ведь ты не найдешь ни одного ученого в Иерусалиме, не сочинившего хотя бы несколько книг, часть из которых еще лежит в рукописях, а часть — пока только задумана. Само собой разумеется, что когда появится великий писатель и напишет роман о Иерусалиме, это будет роман в двух частях: одна часть будет о Иерусалиме на небесах, а другая часть — о Иерусалиме на земле. Та часть, что посвящена небесному Иерусалиму, должна включать в себя все желания и все мечтания старцев поколения, заложившего ишув в страданиях и мучениях. А та часть, что посвящена земному Иерусалиму, должна рассказать об отстроенном Иерусалиме, о его деятелях и строителях.

Господин Нехемия-Гедалия Поск, пожилой человек лет пятидесяти на вид с насмешливым лицом и маленькими глазками, один из основателей Народного дома и один из его приверженцев, любит рассказывать во славу старого Иерусалима. И хотя он причисляет себя к Новому ишуву, он в курсе деятельности раввинов и финансистов, каждого учреждения и учреждения, и все, что происходит в Иерусалиме, касается ли это молодых или старых, близко его сердцу.

Сидит себе господин Нехемия-Гедалия Поск в черном сюртуке — трудно сказать, это платье религиозного еврея или одежда образованного человека? И на голове его примятая черная фетровая шляпа, купленная за границей, когда он ездил на конгресс в Базеле. И вот он смотрит с любовью на людей, внимающих его словам, и рассказывает с восторгом о раввинах Иерусалима, о том, как они умеют подойти к каждому человеку и как они мудро управляют городом, ведь требуется большая мудрость для управления этим городом, где собрались выходцы из самых разных стран рассеяния и каждый человек представляет собой свой собственный мир изгнания. И как раввины умеют руководить жизнью города, так умеют попечители и казначеи управлять колелями и другими благотворительными учреждениями, которые являются основой существования иерусалимцев. Во времена, когда стоял Храм, Храм кормил Иерусалим; теперь кормится он пожертвованиями, ведь Иерусалим не похож на другие города, где есть торговля и промышленность, но есть в нем, в Иерусалиме, Тора и молитва. Рассказывает господин Поск о том, когда основано учреждение такое-то и когда основана ешива такая-то; сколько средств туда поступает и каковы их расходы; что это за люди, стоящие во главе учреждений, и кто такие главы ешив; чем они занимались за границей и когда совершили алию в Иерусалим; и тут же он советует всем приезжающим в Иерусалим посетить благотворительные учреждения, и школы, и ешивы, и колели. И не бойтесь фанатиков, а, напротив, — учитесь у них непримиримости, так как основная наша беда в том, что ушел фанатизм от народа Израилева, и каждый человек поступается своими взглядами в угоду лживой терпимости.