— Благодарю! — Людовик Толстый чуть заметно склонил голову, принимая наполненный кубок из рук виночерпия. — Я вот гляжу на тебя, Фульк, и думаю, как повезло твоему отцу иметь такого сына.

— Ваша похвала для меня — высокая честь, мой государь! — не замедлил с ответом анжуец.

— Пустое, — отмахнулся король и пригубил вино. — Что уж тут моя похвала, когда сам Господь благословил ваш род. Я уверен, что и внуки у твоего отца будут такими же удалыми красавцами, как ты.

— Но, мой король! — Юноша удивленно взглянул на государя. — К чему говорить о внуках? Я еще и не думал жениться.

— А вот это глупо. В твои годы, мой дорогой мальчик, уже следует об этом думать.

— Но ведь я еще даже не рыцарь.

— Когда ты станешь рыцарем, у тебя и подавно не будет времени для прекрасных дам. Войны, походы, постоянно что-нибудь происходит, вечно в седле, вечно куда-то мчишься. И в результате либо гибнешь, так и не продолжив свой род, либо спохватываешься, когда силы уже не те, зато по двору бегает толпа бастардов.

— Но, мой король… — Юноша чуть заметно покраснел.

— Ну ладно, ладно, — добродушно усмехнулся Людовик Толстый. — Понимаю, дело молодое, всякие улыбочки, глазки — хлоп-хлоп, голову кружат. Но ведь ты не просто безвестный шевалье, ты — один из первейших королевских вассалов. Я не могу допустить, чтобы представитель столь знатного и славного рода распоряжался судьбой, точно пьянчуга — найденной посреди дороги монеткой. Я уже подумал о твоей женитьбе.

Глаза юноши удивленно расширились.

— Ну что ты на меня так смотришь? Подумал и вот нынче отписал твоему отцу. Полагаю, он вполне одобрит предложенную мной партию.

— Мой государь, но кто же эта девушка? — не в силах еще прийти в себя от услышанного, выдавил Фульк Анжуйский.

— О, ты скоро ее увидишь. Поверь, она весьма хороша собой, не глупа, из очень хорошего рода и с немалым приданым. Это дочь герцога Эсташа Буйонского, Мария.

— Но, мой король…

— Что еще за «но»? — Людовик нахмурился, но продолжить фразу не успел. Дверь приоткрылась, и стража отсалютовала копьями, пропуская в королевскую трапезную аббата Сугерия. Преподобный отец осенил присутствующих благословляющим жестом, однако по лицу его было видно, что он прибыл из Сен-Дени не только для того, чтоб призвать милость Господню на голову духовного сына и его челяди.

— Выйди! — скомандовал король Фульку Анжуйскому. — Потом договорим.

Монарх уже много лет знал своего доверенного советника и догадывался, что обещает встревоженное выражение его лица.

— Что-то произошло? — спросил он, когда закрылась дверь за виночерпием.

— Пока не многое, — стараясь говорить как обычно спокойно и взвешенно, начал аббат. — Гуго де Пайен с рыцарями прибыл во Францию.

— Мы ожидали этого. Сколько их.

— Едва ли дюжина. Меньше. Остальные под командованием Жофруа де Сент-Омера остались в Святой земле.

— Вот и прекрасно! Дюжина — это даже меньше, чем предполагалось. Что же тебя беспокоит?

— Я затрудняюсь ответить. Предчувствие. Вернее, то, чем оно вызвано.

— Ты говоришь загадками, любезный Сугерий.

— Все оттого, сын мой, что я сам ищу ответ на загадку и пока, увы, не нахожу его.

— О чем речь?

— Нынче утром чуть свет ко мне прибыл Бернар Клервоский.

— Он что же, откуда-то прознал, что мы намерены отправить его нашим посланцем в Рим?

— Нет, он не знал об этом, — покачал головой настоятель Сен-Дени. — Но я лично открыл ему нынче и то, что вы желаете видеть его епископом, и то, что намерены отправить представителем христианнейшего короля к престолу святейшего Папы.

— И что же он?

— Решительно отверг и то, и другое.

— Вот как? Аббат, категорически отвергающий епископский посох и не желающий ехать ко двору понтифика? Что еще за нелепая блажь?

— Это еще не блажь. Бернар объявил, что намедни ему явился ангел Божий и велел объявить крестовый поход против короля Генриха Боклерка.

— Что?! — Людовик Толстый с неожиданной легкостью подскочил с кресла. — Вот же дикая нелепость! Он, что же, окончательно выжил из ума?

Аббат Сугерий пожал плечами.

— Я бы не говорил столь резко, когда речь идет о Божьих ангелах. Но, признаюсь, и меня изрядно удивляет этот случай. По словам аббата Клервоского, ангел объявил, что король Британии — святотатец и королевство его погрязло в ереси. И что именно ему, Бернару, надлежит покарать нечестивцев и вновь мечом и Божьим словом восстановить поруганный крест по ту сторону Ла-Манша.

— И все же мне представляется, что этот святоша от чересчур ревностных молитв решительно тронулся умом. В целом мире никто не может сказать, что я хорошо отношусь к Боклерку, но крестовый поход… Лондон — не Иерусалим. И хотя, как утверждают трубадуры, где-то в тех землях сокрыта чаша Святого Грааля, но у моих воинов есть дела куда более насущные, чем глупые подвиги на радость звонкоголосым сострясателям воздуха.

— Бернар не ждет от вас военной помощи.

— Еще бы!

— Он просит лишь корабль, — продолжал аббат Сугерий, — чтобы перевезти туда де Пайена с его рыцарями. С этой просьбой он и прибыл ко мне.

— Бернар Клервоский намерен разгромить короля Генриха Боклерка с дюжиной рыцарей?

— Их даже меньше дюжины, — заметил Сугерий.

— Тем более. Какая чушь! Мне и с войском пока не удалось одолеть этого нормандского выродка.

— Ангел Господень обещал ему победу.

— Глупо спорить с Божьим ангелом! — хмыкнул Людовик Толстый. — Но ведь это… Хотя… О чем я забочусь? Бернар Клервоский намерен избавить нас от своего присутствия, а также от своих последователей. Что может быть лучше? Если он и его люди сложат головы по ту сторону пролива — мы были послушны Божьей воле. Если вдруг, паче чаяния, они победят — и тут мы следовали Господнему слову и проявили искреннюю веру во всемогущество Творца Небесного. Я не вижу причин отказать настоятелю Клервоской обители.

— Если он победит, слава его возрастет многократно. И это, конечно же, в сотни раз увеличит его силы и влияние.

— Если он победит… — опустошая кубок, усмехнулся король. — Если он победит, мы подумаем, что с этим делать, но не ранее того.

— Боюсь, это неосмотрительно, сын мой, — покачал головой Сугерий. — Тем более… — Он замялся.

— Ну что еще?

— Мой человек, находящийся вблизи Бернара Клервоского, сообщает, что тот получил известие издалека… Из Киева. Ему доносят, что принц русов, Мстислав, сын Гиты Английской, собирается в поход на Британию, дабы отвоевать земли своей матери.

— Если память мне не изменяет, Мстислав приходится мне троюродным братом по бабке Анне.