– Мама, пожалуйста, не преувеличивай.

– Он не человек. Зверь, чудовище…

– Мама, он не страшный. Противный. Одна его мерзкая бородавка на лбу чего стоит. И змея-то с собой таскает, чтобы казаться страшным.

Хорошо, что мама не знает таджикского языка, а потому никто не может пересказать ей слухи о смерти Зебо, прежней жены Зухуршо.

Я-то наслушалась. Мы с моей сводной сестрицей Гульбахор, или по-простому Гулькой, дочерью Бахшанды, пошли к источнику. Сказали, что за водой, а взаправду – поболтать с подружками. Там уже сидели несколько девчонок с пустыми вёдрами и кувшинами. Гулька меня ещё в первые дни с ними познакомила, а после сватовства всем не терпелось расспросить меня, что да как. Но рассказывать было нечего. Стали обсуждать, отчего умерла Зебо.

Одна сказала:

– Змей её убил.

Ойша, красивая девчонка, светловолосая, сероглазая – я её про себя прозвала Сероглазкой, – стала спорить:

– Никакой не змей. У Зухуршо кер такой же величины, как его удав. Он бедняжку этим кером до смерти замучал.

Девушки тут, когда одни, вольны на язык. Сероглазку подняли на смех:

– Ты сама, наверное, о таком кере мечтаешь.

Сероглазка притворилась, что сердится:

– Э, пусть твой язык почернеет! – а сама засмеялась, польщённая.

А ещё одна девочка сказала:

– Нет, не так было. Я точно знаю, мне Хадича-момо рассказала. Зухуршо с покойной женой ни разу не спал. Его змея снесла яйцо, а он заставил эту несчастую греть яйцо собственным телом. А однажды ночью, когда девушка спала, из яйца вылупилась маленькая змея, заползла ей в нутро и укусила. Хадича-момо говорит, что змеёныш ужалил в самую матку.

– Эй, голову не морочь! Как змея могла в неё забраться?

– Ты разве не знаешь, сколько в женщине есть отверстий, через которые можно вовнутрь проникнуть?

А Гулька сказала:

– Заринка, не бойся, я тебя научу. Хорошая латифа есть. Анекдот, – очень гордо она это слово выговорила: вот, мол, какие слова знаю. – Один мальчик был, все бабушку просил: «Дай и дай». А бабушка череп козы взяла, подол задрала, изоры спустила, череп козы между ног зажала и мальчику говорит: «Раз уж просишь, желание твоё исполню. Попробуй». Мальчик свой чумчук сунул, а бабушка челюсти козы сжала. Мальчик заплакал, больше никогда бабушку не просил. Много лет прошло. Мальчика женили, а он к жене не подступается. Тогда девушка изоры сняла, на печку залезла и оттуда ему кус свой показывает, чтобы у мужа желание загорелось. А он смотрит и говорит: «Э-э, меня не обманешь! Зубы-то спрятала».

Подружки от хохота попадали. Особенно Гулька веселилась:

– Заринка, когда Зухуршо к тебе придёт, ты тоже череп между ног спрячь. Пусть коза ему кер откусит.

Нет, не стану я дожидаться, пока придёт… Я вообразила гнусную морду Зухуршо, и меня передёрнуло. Тёмная, масляная. И бородавка на лбу. Бр-р-р. Вот уж вправду Черноморд. Только никакой витязь от него не спасёт…

Хорошо, хоть лучик света в тёмном царстве проглянул. Я страшно смеялась, когда мама рассказала:

– Представляешь, о чем просила меня сегодня Дильбар? Пришла ко мне утром, принесла сладкие лепёшки, сухофрукты, конфеты… Одним словом, угощение по высшему разряду. «Сестра, прошу выпить со мной чаю». А у меня дел по горло. Ты ведь знаешь, весь дом на мне. Все бабёнки – на поле. И царица наша, Бахшанда, тоже как миленькая кетменём орудует. А эта – Дильбар – раскинула дастархан, села и смотрит умоляюще: «Сестра, возьмите, пожалуйста, чай». Налила и тянет ко мне пиалу. Пришлось взять – не обижать же. Им невозможно объяснить, что тебе недосуг, что ты вообще не пьёшь чай в этот час… Совершенно иное представление о времени. И, главное, обида… Обида страшная, если откажешься. Но вообще-то мне самой было ужасно любопытно, к чему эти китайские церемонии. Выпила я чай и говорю: «Спасибо, дорогая, ну а теперь прости, работа ждёт». Тут она мне и преподнесла: «Сестра, может быть, выйдете замуж за вашего деверя, брата вашего покойного мужа».

Я от неожиданности поперхнулась:

– Ой, мамочка! – и расхохоталась. – Поздравляю. А дядя-то Джоруб, он что?

– Бог его знает, – сказала мама. – Ни разу вида не подал, что я его в этом смысле интересую. Подозреваю, это её собственая затея. Рада лишним рукам в доме и хочет закрепить меня на рабочем месте. Ну, а зачем же ещё?

– А ты что ответила?

– Не задавай глупых вопросов. Подумай сама.

– Ты сказала: «Ну, конечно, дорогая. С радостью и удовольствием. Когда можно приступать?»

– Заринка, я тебя отшлёпаю!

– Мама, а как вы объяснялись? Ты же…

– Она немного по-русски говорит, я все же несколько слов знаю. Ты не представляешь, как мне трудно осваивать язык. Привыкла пропускать таджикскую речь мимо ушей, как журчание воды, не вслушиваясь. Теперь приходится переучиваться. Какой-нибудь другой язык осваивать с нуля было бы, наверное, легче.

– И все же, что ты сказала?

– Прекрати! Самой смешно. И не снилось, что когда-нибудь предложат левират.

– А что это такое?

– О, господи, какие у меня дети необразованные. Левират – это обычай в примитивных обществах, когда младший брат берет в жены вдову старшего.

Я сказала:

– По-моему, очень даже хороший обычай.

– Для них – может быть, и хороший. Но нам-то что до их обычаев? Прикажешь матери вечно во вторых жёнах ходить? Надоело, надоело, надоело… Хватит с меня. Давай не будем больше об этом. И вообще, о чем тут говорить? Я ведь даже башмаков не износила, – мама посмотрела на свои босые ноги.

Но я продолжала хорохориться:

– А что?! Дядя Джоруб – мужчина видный. А ты сразу не соглашайся, пусть попросят как следует. Мамочка, ты же у нас красавица. За тебя, знаешь, какой калым причитается!

Я нарочно поддразнивала её, словно ничего не случилось, словно мы с ней шушукаемся, как бывало прежде, о всяких моих секретах, но только на этот раз секретом делилась она, и в этом было что-то трогательное и забавное… Но не стоило про калым упоминать.

Мама, разом потухнув, сказала печально:

– Мало нам одного дикого замужества? Я ночи не сплю, думаю о том, что будет… Боже, боже мой! И ты, и Андрей… В какое страшное место мы попали. Как я могла быть такой легковерной и согласилась привезти вас сюда. Из огня да в полымя…

Я попыталась вернуть прежнее настроение.

– Мама, все образуется. Все будет хорошо.

Но я тоже полночи уснуть не могу. Слышу, мама не спит, изводит себя из-за нас с Андрюшкой. А меня иногда дикая злость на Андрея одолевает. Если бы не он, нас бы сюда не занесло. Не знаю, о чем думали, когда мы в Ватане сидели и ждали, как кролики перед удавом. Надо было просто уехать куда глаза глядят. В Куляб, Курган-тюбе, куда угодно… Пусть бы убили по дороге. Всё лучше, чем здесь. Ненавижу этот кишлак, ненавижу дедушку, который нас уговорил, ненавижу дядю Джоруба. Тоже мне мужчина, глава семьи… Он теперь со мной глазами не встречается. Стыдно ему…