Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он начал открывать ее, стараясь не оглядываться на камеры. Как назло, вспомнилась история, которую ему рассказали эти полоумные адвокаты — что-то из фильмов ужаса Кларка Маллигена. Они явно что-то знают, но скрывают за этой чепухой. Если бы они были помоложе, он бы…
Из камер послышался шум.
Хардести бросил дверь и прошел в узкий бетонный коридор между камерами, тоже освещенный странным розовым светом. Тела лежали под простынями, как мумии в музее. Никакого шума здесь быть не могло, ему просто почудилось.
Он вдруг понял, что боится. Он не мог узнать всех, так много их было, но кто находится в первой камере, он знал. Джим Харди и миссис Берне. Вряд ли они когда-нибудь еще смогут шуметь.
Он заглянул в камеру через решетку. Тела лежали на полу вдоль стен, накрытые простынями. Ничего особенного. «Подожди-ка», — сказал он себе, пытаясь вспомнить, когда их туда привезли. Он же положил тело миссис Берне на койку, разве не так? «Постой еще минутку». Даже здесь, в холодном полуподвале, он вспотел. На койке лежал маленький белый сверток — без сомнения, малыш Гриффенов.
Но этого не могло быть. Он лежал в другой камере, с де Соузой.
— А ну постой, — сказал он вслух. — Что за ерунда?
Ему хотелось запереть двери, вернуться в офис и открыть новую бутылку, но он толкнул дверь камеры и шагнул внутрь. Могло быть только одно объяснение — кто-то из помощников зашел сюда и зачем-то поменял тела местами… Но нет, они никогда не ходили сюда без него… Он увидел прядь светлых волос Кристины Берне, выбившуюся из-под простыни. Только что простыня была тщательно обернута вокруг ее головы.
Он отшатнулся к двери, уже не в силах находиться здесь, и только на пороге оглянулся. Все тела как-то неуловимо изменили положение, пока он стоял к ним спиной. Он попятился, и тут из-под простыни на койке показалась безволосая головка младенца — гротескная пародия на рождение.
Хардести выпрыгнул в темный коридор. Хотя он ничего толком не видел, у него было дикое чувство, что все тела в камере двигались, как только он поворачивался спиной, и если он пробудет там еще немного, они потянутся к нему, как магниты.
Из крайней камеры, где никого не было, послышался сухой звук, похожий на хихиканье. Хардести трясущимися руками схватил ключ, кое-как открыл металлическую дверь и вывалился наружу, захлопнув дверь за собой.
Дон подошел к окну и в тревоге оглядел заснеженную Хэйвен-лэйн — они должны были прийти уже пятнадцать минут назад. Если Сирс повез их на машине, они могли и опоздать, продираясь сквозь сугробы, но по крайней мере были в безопасности. Если же они пошли пешком, Грегори мог обернуться кем-нибудь и приблизиться к ним.
Дон отвернулся от окна.
— Хочешь кофе? — спросил он Питера Бернса.
— Нет, я в порядке. Они еще не идут?
— Нет. Но они придут.
— Ужасная ночь. Еще хуже, чем раньше.
— Д уверен, они скоро явятся. Отец ничего не сказал, когда ты ушел из дома под Рождество?
— Нет, — у Питера был очень несчастный вид. — Он… по-моему, он даже не заметил, что я ушел. Дон вернулся к окну и всмотрелся в снежную даль. — Кто-то едет.
Питер подошел и встал рядом.
— Да. Это они. Остановились.
— Мистер Джеймс что, живет у мистера Готорна?
— Они так решили. Так безопаснее, — они смотрели, как Сирс и Рики вышли из машины и направились к дому.
— Я хочу вам кое-что сказать, — сказал Питер, и Дон повернулся к нему. — Хорошо, что вы приехали.
— Питер, если мы успели что-то предпринять, то только благодаря тебе.
— Спасибо, — тихо сказал парень, и Дон понял, что если им и суждено что-то сделать, то только вместе.
— Входите, — сказал он двум старикам. — Питер уже здесь. Вы не замерзли, Рики?
Рики покачал головой.
— Более или менее, Дон. Что вы хотели нам сказать?
— Я хотел, чтобы вы послушали записи моего дяди. Давайте помогу вам снять пальто.
Через минуту он уже вел их по коридору.
— Я немало поработал, прежде чем нашел нужные ленты. Дядя не подписывал коробки, — он открыл дверь в кабинет. — Вот почему здесь такой беспорядок.
Коробки с лентами и катушки загромождали пол и стопками лежали на столе. Сирс снял со стула коробки и сел. Рики и Питер уселись на складные стулья у стены.
Дон подошел к столу.
— Я думаю, у дяди Эдварда была какая-то картотека, но я ничего не нашел. Пришлось перерыть все, пока я нашел ленты Мур. Если я еще буду писать, мне не придется изобретать сюжеты. Дядя наворотил тут больше, чем Вудворд и Бернстейн.
— Во всяком случае вы их нашли, — Сирс вытянул ноги, сбив еще одну пирамиду коробок.
— Давайте послушаем.
— Напитки на столе. Они вам понадобятся. Выпейте, — пока Рики с Сирсом наливали себе виски, а Питер открывал коку, Дон налаживал дядины магнитофоны.
— Он просто включал аппарат и записывал все, что говорит человек. Не только во время специальных бесед, но и во время обеда или просмотра телевизора — ему были важны любые реплики. А иногда человека, которым он занимался, оставляли наедине с включенным магнитофоном. Я дам вам прослушать эту запись.
Дон нажал на кнопку и комнату заполнил голос Эдварда Вандерли, исходящий из больших колонок над столом.
— Так он бил вас из-за денег, которые вы тратили на уроки?
Ответил голос девушки:
— Нет. Он просто меня бил.
— Что вы сейчас об этом думаете?
Молчание. Потом другой голос сказал:
— Может, нальете мне чего-нибудь? Мне трудно говорить об этом.
— Конечно, я понимаю. Кампари с содой?
— Вы помните. Как мило.
— Я сейчас.
Шум отодвигаемого стула, шаги. Хлопнула дверь. За время паузы Дон поглядел на Рики и Сирса.
Они напряженно вслушивались в шуршание ленты.
— Мои старые друзья, вы слышите меня? — это был другой голос, старше, суше. — Я приветствую вас.
— Это Ева, — сказал Сирс. — Ева Галли.
Его лицо выражало не страх, а гнев. Рики Готорн съежился, будто от холода.
— Мы расстались так внезапно, что я хочу напомнить вам, что не забыла вас. Тебя, дорогой Рики, и тебя Сирс — каким ты стал важным! И тебя, красавчик Льюис. Как хорошо, что ты меня слышишь! Ты ведь так и не узнаешь, что ты увидел бы в комнате той девочки, если бы не послал туда жену, а зашел туда сам. И старина Джон — заранее спасибо за чудесный вечер. Я очень на нем повеселюсь и оставлю вам небольшой подарок в залог будущих встреч.