Если честно, на сегодняшний день российская статистика не выглядит оптимистично: ежегодно 62 тысячи россиянок получают диагноз – рак молочной железы, 22 тысячи из них каждый год умирают. В большинстве случаев не потому, что их нельзя было вылечить. А потому что диагноз был поставлен в слишком поздней стадии, а по месту жительства не было предложено адекватного лечения. Эта статистика выглядит и вовсе трагичной, если помнить, что особенность рака молочной железы еще и в том, что заводится он нередко и у молодых женщин, мам, которые нужны своим детям. Именно поэтому такой рак во всем мире – отдельная тема: спасая маму, спасают еще и ребенка. Не от рака. От сиротства. По статистике программы «Вместе против рака молочной железы», каждый день в нашей стране, в России, 47 малышей остаются без мамы: мамы этих детей умирают от рака молочной железы, уже давно переставшего быть смертоносным в развитых странах. Жуткие ролики с цифрами смертей и глазами лишившихся мам сирот снимают не российские социальные службы, не Минздрав и даже не активисты из числа медицинских журналистов, а производители иностранных лекарств, пытающиеся работать по международным стандартам в России, и поставщики современного диагностического оборудования, лезущие из кожи вон для того, чтобы поставить на ноги национальную скрининговую программу в России.

Среди докторов, борющихся за доступность российским женщинам препаратов, прописанных во всех международных протоколах лечения рака молочной железы, и профессор Рашида Орлова.

Иногда она устает. Иногда собирается с силами и опять, и опять делает доклады на разных высоких совещаниях с участием государственных медицинских чиновников, доказывая, что лечить и вылечить дешевле, чем не лечить и бросить на произвол судьбы. «Государству воспитание ребенка от рождения до 18 лет, если иметь в виду ныне существующую систему детских домов, обходится в два миллиарда рублей, – рассуждает Орлова. – Представляете, два миллиарда рублей на каждого ребенка, потерявшего мать из-за рака молочной железы. Может быть, эти два миллиарда лучше вложить в ее раннюю диагностику и правильное лечение? Ведь даже если не брать в расчет гуманизм, ответственность и милосердие, если не задумываться о человеческих мелочах, а исходить из математического расчета, неужели лечить не выгоднее?!»

Все просветительские лекции, которые читает профессор Орлова, начинаются с простой статистики: рак молочной железы, обнаруженный на стадиях от нулевой до второй, при своевременной диагностике и правильном лечении гарантирует более чем 94 % пациенток благоприятный прогноз. То есть полноценную и качественную жизнь. На третьей стадии такие гарантии могут получить до 86 % пациенток, на четвертой А стадии – до 35 %.

Современные маммографы – уже цифровые, у врача есть возможность менять яркость снимка, его контраст, увеличивать нужные участки. И если попытаться предложить наглядное объяснение этой технологии, то можно представить себе обычную стопку писчей бумаги: снаружи с обеих сторон всё чисто, но внутрь попала клякса (опухоль) – это внешне незаметный целый слой листов с повторяющимися пятнами. С помощью маммографического исследования можно не только увидеть пятно, но и послойно рассмотреть степень его распространения.

И еще. Вопреки представлениям о том, что само подобное исследование вредит организму, следует знать: при маммографии женщина получает ту же дозу облучения, что каждый пассажир трехчасового авиарейса, например, Москва – Тюмень. Главный вред, который может принести скрининг, – гипердиагностика и выводы, сделанные неквалифицированным специалистом. По словам Михаила Ласкова, «тысячи женщин в России пострадали от скрининга, по итогам которого были выявлены незлокачественные образования – фиброаденомы, и их зачем-то было решено оперировать, хотя требовалось лишь наблюдение».

По словам профессора Рожковой, не следует думать, что любой визит на скрининг должен оканчиваться постановкой диагноза: «По нашей статистике, из 10 тысяч женщин старше сорока лет, которые пройдут скрининговую маммографию, только полпроцента будет направлено на дообследование. Но даже если диагноз подтвердится, он будет поставлен в так называемой сверхранней стадии, дающей широкую возможность для маневра и последующего полного излечения».

К сожалению, в России борьба за постановку сверхраннего диагноза – это выбор и ответственность каждой женщины. Теоретически каждая из нас имеет право на скрининг в рамках программы ОМС, но для этого придется получить направление от районного гинеколога, занять очередь и дождаться ее (в некоторых регионах ожидание может длиться месяцами).

Платная маммография более доступна. Как правило, стоимость коммерческого исследования составляет от полутора до двух с половиной тысяч рублей.

Исследование (вместе с оформлением документов и подготовкой пациентки) длится около часа, его нельзя назвать полностью безболезненным: грудь с двух сторон сдавливает маммографический аппарат, но это происходит в течение нескольких минут. Пошаговая инструкция о том, где, как и каким образом каждая россиянка может пройти маммографический скрининг, описана на сайте программы «Женское здоровье» (женскоездоровье. рф или zhenskoezdorovje.ru). Это одна из важнейших некоммерческих организаций в России, занимающаяся просвещением, помощью в профилактике и реабилитации онкологическим пациентам, а также тем, кто готов предпринять все возможные меры в противостоянии раку.

«Ни таблеток, ни пилюль, ни микстур, ни травки, ни какого-нибудь великолепного средства против рака молочной железы нет. Все женщины одинаковы перед этой болезнью. И наша задача – только суметь ее вовремя диагностировать. И мне приходится изо дня в день доказывать женщинам, что рак молочной железы – хорошо изученная болезнь, против которой уже придуманы все меры, позволяющие с ней бороться. Но эффективность этих мер в 100 % случаев зависит от своевременности постановки диагноза. В третьей стадии мы не можем каждую женщину вылечить, а в первой мы можем гарантировать женщинам выздоровление более чем в 94 % случаев. Это очень высокий процент!» – говорит профессор Рожкова.