года Спек ворвался в общежитие медсестер и, угрожая ножом, связал восемь женщин. После этого начал выводить их по одной в другие комнаты, где насиловал и убивал.

Он получил 1200 лет тюремного заключения. Когда я приехал побеседовать с ним в тюрьму Стэйтвилл в штате Иллинойс, преступник был сильно не в духе. За несколько месяцев до этого Спек умудрился поймать воробья, которые частенько залетали в здание тюрьмы через разбитые окна. Он привязал к его лапке ниточку и сделал своей домашней птичкой. Надзиратели видели, как он часами разговаривает с воробьем и кормит его хлебными крошками.

При виде подобного проявления доброты у безжалостного убийцы тюремное начальство несколько изумилось. Однако со временем эффект новизны ослаб, и Спеку объявили, что он должен отпустить птичку, поскольку тюремные правила запрещают заключенным держать домашних питомцев. Преступник отвязал ее, но вместо того, чтобы выпустить на волю, раздавил руками и забросил окровавленные останки на мощный вентилятор. Перья и внутренности разлетелись по всему тюремному корпусу.

Выслушав еще несколько непристойностей в свой адрес и в адрес моей мамы, я посмотрел на него и сказал:

— Ну, ладно, Ричард. Я не обязан тут торчать. У меня других дел полно. — Затем встал, собираясь уходить, взглянул на одного из представителей тюремного начальства, подмигнул ему и добавил: — Вот черт, а ведь собирался расспросить этого сукина сына, как это у него получилось трахнуть всех этих восьмерых медсестричек. Думал, может, поделится со мной опытом, а то ведь мало ли чего мне самому захочется.

Тот прекратил исходить матерщиной и уставился на меня так, будто не мог поверить своим ушам. Он сразу же проглотил наживку.

— Да не трахал я всех восьмерых, — возмутился он, явно обеспокоенный тем, что я не совсем в курсе дела. — Кто, на хрен, может трахнуть восьмерых баб в один присест?

В итоге я вышел из обезьянника почти через семь часов, на протяжении которых Спек во всех подробностях живописал мне свою бездарную жизнь. А я получил подробное представление об эволюции психики этого отморозка.

Спек дожидался меня, восседая на тумбочке в отгороженном проволочной сеткой изоляторе. Его первыми словами при моем появлении были: «А пошел бы ты на х..!»

Что-то подсказывало: с Рейдером все будет совершенно иначе. Я был практически уверен, что он притворится скорбящим по своим жертвам. Вероятно, начнет вести себя вежливо и уважительно, поскольку считает нас своего рода собратьями по профессии. Но главное в другом: если в какой-то момент он разозлится или обидится — что нередко случается в ходе подобных бесед, — то просто отключится, и я никак не смогу помешать. Ему нужно лишь позвать надзирателя, который придет и выключит видеокамеру. Тогда все. Игра окончена.

— Вот и ваши новейшие технологии в криминалистике, — буркнул я себе под нос, проваливаясь в долгожданный глубокий сон.

22

Через несколько часов я проснулся, принял душ, побрился и оделся. Перед выходом посмотрел в зеркало и рассмеялся — в бежевой рубашке в клеточку, чиносах[45] и пиджаке я выглядел в точности как тюремный психиатр. Неважно, что Рейдер в курсе, кто я. Еще много лет назад я понял: неформальный стиль одежды идет на пользу тюремным интервью. Мне показалось: заключенные чувствуют копа за двести метров, и, одевшись более свободно, я буду похож скорее на социального работника или штатного тюремного психолога. К этим категориям собеседников они относятся спокойнее.

Я взял портфель, спустился в фойе отеля и устроился за столиком с чашкой кофе.

С собой прихватил папку с пятью желтыми листами, вырванными из блокнота формата А4. Это был подарок от Касароны, который она вручила мне накануне вечером. Несколькими днями ранее Рейдер прислал эти страницы по почте. Оказывается, узнав, что я пишу о нем книгу, а Крис разрешает встречу, он, в свою очередь, разразился своего рода эссе.

По словам Касароны, Денниса впечатлило то, что я понял про него еще до разоблачения. Он вновь и вновь возвращался к этой главе на протяжении нескольких лет и сказал Крис, что написанное позволило ему по-новому увидеть себя и лучше разобраться в том, что заставляет его убивать. Приятной неожиданностью оказалось не только это.

В прошлый приезд в Уичито Ландвер говорил, что Рейдер — поклонник моего литературного творчества. Как и следовало ожидать, его самой любимой книгой являлась «Маньяки», первая глава которой представляет собой слегка завуалированный рассказ о деле ВТК.

Поскольку он никогда не обращался за помощью к психиатру или психологу, «Маньяки» стали для него чем-то вроде сеанса психотерапии. Прочитанное заставляло задаваться вопросами о самом себе. Разумеется, до ответов он так и не додумался. Однако, как я указывал выше, для настолько пустого и недалекого человека, как Рейдер, вполне достаточно просто вопросов.

Я выложил «эссе» на стол. Никогда прежде серийный убийца не высылал мне подобного. Как и моим коллегам. На первый взгляд все выглядело как перенесенные от руки отрывки из первой главы «Маньяков». Деннис писал мелкими печатными буквами и теми же черными чернилами, что и в дневниках. Я не графолог, но ровные ряды невыразительных буковок напомнили, насколько сдержанным и замкнутым был сам преступник. Мне доводилось читать творения убийц, и по сравнению с любыми другими примерами его писанина выглядела пустой и безжизненной. Казалось, будто Рейдер пытался выдать что-то другое, но получилось это. Складывалось впечатление, словно я наблюдаю работу его мозга.

В представлении Денниса это должен быть табличный документ. Вверху первой страницы он написал «МАНЬЯКИ (ПРАКТИЧЕСКИЕ ПРИМЕРЫ)». Ниже шел перечень типичных черт и свойств характера серийных убийц, которые я привожу в книге. Наверное, он обнаружил их и у себя. Слева указал номера страниц, где данные черты упоминаются. В самом тексте Рейдер то и дело перескакивал с одной темы на другую, не останавливаясь слишком долго ни на одной.

Манипуляция, доминирование, контроль… Ищи и находи — характер жертвы… Знает, как проникнуть в голову жертвы… Манипуляция, доминирование, контроль над этой жертвой…

Он может и делает то же с правоохранителями… Биографии практически всех их [серийных убийц] происходили от жесткостей или каких-то других крайне дисфункциональных историй, но это не оправдывает деяния… Принужден совершать жестокие бесчеловечные преступления… Сексуальные маньяки и растлители детей действительно наслаждаются преступлениями… Аспект почерка — лучше чем методы. Методы — то, что преступнику нужно сделать, чтобы исполнить преступление. Почерк, с другой стороны [то, что] преступник обязан сделать для эмоционального удовлетворения. Это не нужно для успешного исполнения преступления. Но по этой причине он прежде всего