Помимо размеров хозяйств следует учитывать и их особенности: во-первых, урожайность в Германии была в 2–3 раза выше, чем в среднем по России[1585]; во-вторых, основными производителями зерна в Германии являлись крупные и средние аграрные хозяйства, мелкие фермы занимались в основном откормом скота и птицы, на покупных кормах[1586]; в-третьих, хозяйства площадью менее 2 Га, в Германии являлись, по сути, подсобными хозяйствами — их владельцы имели сторонние источники дохода[1587].

В связи с ростом населения среднедушевые посевы зерновых в СССР сократились на 9 % и составили в 1928 г. всего 0,75 га. За счет некоторого роста урожайности производство зерна на душу сельского населения выросло до 570 кг. При этом заметно возросло поголовье скота — до 60 голов крупного рогатого скота на 100 га пашни в 1928 г. против 55 в 1913 г. Больше стало и птицы. На их прокорм в 1928 г. расходовалось почти 32 % зерна[1588], в этой связи даже официальные зерновые нормы откорма скота, по сравнению с дореволюционным периодом, были повышены[1589].

Но на этом фоне одновременно происходило и снижение товарного сельхозпроизводства. Данная закономерность, по словам исследователя деревни 1920-х гг. А. Хрящевой, заключалась в том, что: «благодаря особенностям мелкого хозяйства он (хлеб) при неблагоприятных условиях утилизируется в своем хозяйстве в порядке повышения норм потребления, накопления и откорма скота»[1590]. Так и происходило, подтверждал А. Вайнштейн[1591]. Конечно, питание крестьян заметно улучшилось, но при этом товарное производство зерна, по сравнению с 1913 г., отмечал эти тенденции в 1928 г. Сталин, сократилось более чем вдвое[1592].

«Основа наших хлебных затруднений, — приходил к выводу в 1928 г. Сталин, — состоит в прогрессирующей распыленности и раздробленности сельского хозяйства. Это факт, что сельское хозяйство мельчает, особенно зерновое хозяйство, становясь все менее рентабельным и малотоварным. Ежели мы имели до революции около 15–16 млн. крестьянских хозяйств, то теперь мы имеем их до 24–25 млн., причем процесс дробления имеет тенденцию к дальнейшему усилению. Чем мельче хозяйство, тем оно менее рентабельно, тем оно менее товарно, а нам именно нужен товарный хлеб»[1593].

И это не было новостью, еще в 1910 г. видный экономист-аграрник П. Маслов, указывая на основную причину провала столыпинской реформы, отмечал, что «только крупные хуторяне и колонисты получают значительно больший доход с десятины земли, чем общинники, — Средние же и мелкие хуторяне получают меньший доход…, массе малоземельных хуторян предстоит в более или менее близком будущем полная пролетаризация»[1594].

«Появление множества новых земельных собственников-крестьян само по себе не решит аграрную проблему, — предупреждал еще в 1905 г. М. Вебер, — Более того, если это будет единственная мера, то это лишь замедлит «технический прогресс»»[1595]. Например, эффективная площадь поля, для трактора составляла 200–300 десятин[1596], а стоимость трактора в начале 1916 г. — около 10 тыс. руб. Средств на покупку трактора не было даже у зажиточных крестьян, и трактору негде было развернуться на крошечных земельных наделах крестьян[1597].

Единственный выход, уже с 1880-х гг. ведущие экономисты империи, такие как В. Воронцов, М. Туган-Барановский, Н. Карышев и др., видели не в единоличном собственнике, а в кооперации. Общую мысль передавали слова А. Кауфмана: кооперация «одно из важнейших и необходимейших условий прогресса нашего крестьянского земледелия, а вместе с тем и коренного разрешения нашего земельного вопроса»[1598].

Потребительская и кредитная кооперации получили широкое распространение после революции 1905 г. «И это, конечно, знаменательный факт, — отмечал Ч. Саролеа, — что за несколько лет двадцать тысяч сельскохозяйственных кооперативов обновили хозяйственную жизнь страны»[1599]. Но решающее значение, для разрешения аграрной проблемы, будет иметь именно производственная кооперация, предупреждал в 1913 г. Первый сельскохозяйственный съезд в Kиеве: «Единственное, что будет способно спасти мельчайшие хозяйства после развëрстывания — это образование из них добровольных товариществ для совместного использования земли… Главнейшей основой существования названных товариществ должна явиться коллективная обработка»[1600].

К подобным выводам приходили, как будущие лидеры либерально-демократической февральской революции, так и их непримиримые оппоненты из большевистского лагеря: формируя свою аграрную программу, российские либералы в 1915 г. заявляли, что «русское сельское хозяйство может подняться только на плечах кооперации»[1601]. «Мелким хозяйствам, из нужды не выйти»[1602], — подтверждал в 1917–1919 гг. Ленин: «Если мы будем сидеть по-старому в мелких хозяйствах, хотя и вольными гражданами на вольной земле, нам все равно грозит неминуемая гибель»[1603]. «При господстве мелкого производства, — поясняли специалисты, — невозможно увеличение товарной продукции в соответствии с быстро растущими потребностями промышленности»[1604].

«Дальнейший переход неминуемо состоит в том, — приходил к выводу в 1919–1921 гг. Ленин, — чтобы наименее выгодное отсталое, мелкое обособленное крестьянское хозяйство, постепенно объединялось, сорганизовало общественное, крупное земледельческое хозяйство»[1605]. «Социализм — это строй цивилизованных кооператоров», но «лишь те объединения ценны, — пояснял Ленин, — которые проведены самими крестьянами по их собственному почину и выгоды коих проверены ими на практике»[1606].

Создание первых коллективных хозяйств началось сразу после окончания гражданской войны. Однако достигнутые успехи были малообнадеживающими. Подводя итог в 1926 г., ЦК партии вновь, как и в 1913 г. сельскохозяйственный съезд, указывал на «невозможность поглощения всего избыточного населения деревни промышленностью, на наличие в деревне значительных слоев маломощного крестьянства, не имеющего возможности в индивидуальном порядке поднять свое хозяйство…»[1607].

Решение о коллективизации сельского хозяйства на основе сельскохозяйственных кооперативов, было принято 2.12.1927 на XV съезде партии. «Мы думаем осуществить коллективизм в сельском хозяйстве постепенно, мерами экономического, финансового и культурно-политического порядка…, — пояснял в ноябре 1927 г. Сталин, — К этому дело идет, но к этому дело еще не пришло и не скоро придет. Почему? Потому, между прочим, что на это нужны громадные финансы, которых нет еще у нашего государства…»[1608].

* * * * *

«Выбрав колхозный путь вместо столыпинского», большевики, — предупреждал представитель Госдепа США Р. Келли, — лишь «отсрочили переселение деревни». Однако через некоторое время «улучшение организации колхозов создаст в них огромные излишки рабочей силы, которую некуда будет девать. Рост производительности труда в промышленности должен создать ту же проблему в городах…»[1609]. Действительно уже в 1934 г. на XVII съезде партии, вице-президент АН УССР А. Шлихтер сообщал, что по колхозам Украины «даже летом… есть излишки труда до 40 %»[1610].

В городах эта проблема возникла еще в 1925 году, когда, по словам Дж. Кейнса, безработными в России были 20–25 % всех промышленных рабочих. Но это было только началом, предупреждал Кейнс, в скором времени из-за массовой миграции крестьян в города «безработица достигнет невиданного уровня»[1611]. И действительно,