Просто ночью Илд пару раз запустила в небо огненные шутихи, ну, и я слегка охладил пыл особо горячих парней. Больше пока не появлялись. Сразу спешу уточнить, что обошлось без жертв.

— Хотя иногда я об этом жалею, — проворчала Бетти. — Они напугали Флору, и она два дня не доилась. К тому же, мне пришлось пока оставить мою избушку в лесу. Я там травы сушу. Если в ближайшее время они здесь не объявятся, я снова туда уйду. Но пока вроде спокойно. Анхела и Тилли Бом даже пошли в лес за земляникой. Тут недалеко целые земляничные поля. С ними там стажёры с «Паладина». Нгуэн чужаков лучше любой собаки чует, а улыбка Ганджу даже Дракулу в ступор вгонит.

— Значит, у вас тут порядок? — уточнила я.

— Летний лагерь, — кивнула Илд. — Живём на природе, выращиваем овощи, ловим рыбу, ходим друг к другу в гости, поём песни у костра. Отдохнули на десять лет вперёд.

— Ну, да, пора бы и за работу, — проворчал Ис.

— Потерпите, — проговорила я. — Мы над этим работаем. Остальные не в такой идиллии живут, верно, рыцарь?

Я вдруг подумала, что привычное обращение к Дакосте «рыцарь» вдруг приобрело совершенно незнакомый, хотя и более первозданный смысл. Для него, для рыцаря Мальтийского ордена, это было привычное обращение, хотя кольчуги и мечи оставались для него чем-то из области легенд и ролевых игр. Я невольно взглянула на его доспехи и меч. Теперь большая часть моих ребят носит это железо и откликается на такое обращение.

— У всех всё нормально, — ответил Елизар. — Письма исправно приходят. Мне известно, что Кирилл отправился в замок на Грозовой горе, и я рад, что он туда добрался. Говорят, это нелегко. Из луара и Сен-Марко сообщают, что все при деле, не голодают и не подвергаются чрезмерной опасности. Пока, по крайней мере. Не знаю, что будет, когда начнётся война.

— Выведем их всех из зоны боевых действий в приказном порядке, — спокойно заявила я. — Они не имеют права принимать участия в чужой войне, и им это известно.

— Хорошо, если они послушаются, — скептически заметил Дакоста. — Судя по письмам, они втянулись в эти рыцарские игры и воспринимают их слишком серьёзно.

— Ладно, сама всех облечу и вправлю мозги, — проворчала я.

Все кроме мальтийца посмотрели на меня с удивлением, а он снова пожал плечами.

— Ноттингем на связь не выходил, но он встречается со своими стрелками. Скачет по континенту, как Фигаро, никому не служит, ни с кем не связывается. Недавно пришло письмо от Салима Набиева. Эрик его нашёл и передал координаты для связи. Пишет сжато, но, судя по всему, покидать свою деревню не намерен. У него там целый сиротский приют на руках, и бросать детей он не хочет. Эрик уже отправился сюда, но пока не дошёл. Может, его что-то задержало в пути. Писем от него нет, но я надеюсь, он парень дисциплинированный.

— А Мангуст и Белый Волк? — без особой надежды спросила я.

Маленькая надежда у меня была только потому, что Мангуст тоже очень дисциплинированный, а вот Белый Волк, скорее всего, сейчас просто бегает по лесам. По крайней мере, тёмные эльфы видели его именно в таком виде. И вряд ли в ближайшее время он захочет встать на две ноги.

Дакоста неопределённо пожал плечами.

— Вы же знаете, командор, они ушли на равнину искать Бейбала Устунова. А тот бродит где-то со своим лесным племенем. Может, просто нет возможности отправить письмо.

«Вряд ли они будут искать такую возможность», — подумалось мне. В Мангусте жил дух Маугли. Не зря он так сдружился с Белым Волком. Долгое время придавленный службой во флоте и общением с людьми, он лишь изредка проявлял себя, когда они сидели рядом, Белый Волк в зверином обличии и Мангуст, обнимая его за шею. Они могли так сидеть часами в безмолвном общении. И теперь, вдали от цивилизации, всё это вполне могло вырваться наружу и расцвести пышным цветом. И всё же я надеялась, что, нагулявшись, они вернутся к нам. В противном случае мне будет их сильно не хватать.

Глава 11

Мангуст проснулся среди ночи. Этот звук, раздавшийся издалека, встревожил его, и он приподнялся на локте, глядя в гущу тёмных деревьев. Он уже потерял счёт этим ночам, сменяющим дни. Ему казалось, что если б он был на Земле, то уже прошёл бы половину Сибири, следуя за Белым Волком, который всё шёл вперёд, словно искал что-то. Возможно, и искал, но не торопился делиться этим. С момента ухода от баркентины он ни разу не вернулся в человеческий облик, и вёл себя как волк, идя одному ему известным маршрутом. И лишь то, что иногда он оборачивался назад, чтоб убедиться, что Мангуст поспевает на своих двоих за его четырьмя лапами, свидетельствовало о том, что он помнит, что вышел в путь не один.

Мангуст не знал, куда идёт и зачем. Он просто шёл, вдыхая густой воздух, напоённый ароматами трав и хвои, его мысли постепенно рассеивались и уплывали. Ему казалось, что он уже целую вечность следует за Белым Волком, и это не тяготило его, а лишь наполняло особым спокойствием. Порой ему казалось, что он сливается с окружающими его деревьями, растворяется в прохладной темноте долгой ночи, становясь частью бесконечного леса, который наполняет собой всё сущее.

Но лес сменялся степью, заросшей седым ковылём, из него торчали серые и синие камни, в которых при определённой доле воображения можно было разглядеть древних идолов. Эти камни обычно стояли группами на низких холмах, и вечерами их окружал влажный белый туман, клубящийся вокруг, словно духи танцевали свой ритуальный танец в священном месте. Белый Волк останавливался в отдалении, какое-то время задумчиво наблюдал за этим хороводом, а потом бежал дальше, и вскоре снова углублялся в чащу тёмного елового леса.

Можно было подумать, что он ищет своих сородичей, но иногда Мангуст просыпался от его рычания, и видел, как Волк стоит рядом, и свирепо скалится в темноту, в которой горели зеленоватые огни волчьих глаз. Он был крупнее местных волков и его яростный оскал пугал их не меньше, чем огонь. Завидев его, они какое-то время мелькали смутными тенями среди деревьев, а потом удалялись. А Волк снова ложился на траву возле костра и задумчиво смотрел в тускло светящиеся угли.

Мангуст чувствовал, что что-то меняется в нём самом, словно он сам проходил в этих лесах своё посвящение. Долгие переходы днём и бесконечное молчание постепенно наполняли его душу покоем