* * *

Эшли шла по улице, убеждая себя не заводиться из-за того, что погода снова меняется, ветер крепчает, она чувствовала это с каждым вдохом, гром раздается все ближе, а вспышки молнии все ярче. Она не позволит страху победить ее. Она не собиралась снова сделаться испуганной, невротической женщиной, какой была последние восемь лет. Она не могла. Она не хотела больше так жить.

Эшли остановилась и глубоко вздохнула, глядя на здание, высившееся перед ней. Фирма «Эмберсон и сыновья. Изготовление лодок» размещалась в большом строении, похожем на амбар, на дальнем конце пристани. Задние ворота выходили на пологий склон, по которому можно было спускать лодки прямо на воду.

Эшли не могла вспомнить, когда приходила сюда в последний раз. Должно быть, несколько лет назад. Но Шон сейчас здесь. Он собирался сказать отцу, что не будет участвовать в гонках ни в субботу, ни в любой другой день. Он наконец займет свое место в семейной фирме «Эмберсон и сыновья». Это место пустовало слишком долго. Эшли не сомневалась, родители будут счастливы, что Шон останется дома. Теперь он единственный сын в семье, и его место здесь.

В некотором смысле за долгое отсутствие Шона она винила себя. Он не должен был уходить из дома. Их разрыв произошел не от того, что кто-то из них разлюбил, он случился по другой причине — Эшли не могла рассказать ему, в чем замешаны Джереми и Кейт, Кэролайн и отец, то, что они поклялись унести с собой в могилу. Только так она могла сдержать обещание — держаться подальше от Шона. Поступая таким образом, она причиняла боль и ему, и себе. Для себя она считала ее справедливым наказанием. Шон, однако, не заслужил эту боль.

Эшли хотела сказать ему об этом. Хотела признаться, что виновата. Дать ему знать, что, если снова возникнут трудности, она уедет отсюда, только она обязана принести жертву. И она к этому готова. Это не пустое обещание. Если одному из них придется уехать с острова, то это будет она. Она все еще не знает, возможно ли им быть вместе, видеться изо дня в день и никогда не говорить о прошлом.

Собравшись с духом, Эшли открыла дверь и вошла. Внутри было тихо. Она прошла по коридору мимо офисов в главное здание.

В ангаре были две строящиеся яхты, одну из которых только начинали, а вторая стояла почти готовая, гладкий двадцатифутовый парусник. Он был очень хорош — древесина блестящая, дорогая. Эшли не могла удержаться и погладила ее.

Прикосновение вызвало ощущения из другой жизни — перила на «Мун Дансер», согретые полуденным солнцем, горячие под пальцами. Чтобы охладить руку, она опустила пальцы в холодную воду глубокого синего моря. Слишком много дней, наполненных солнцем, ветром, луной, звездами. Часами наблюдала она за изменениями оттенков воды. Внезапный пронзительный крик птиц — единственное, что взрывало бесконечную тишину.

Но не всегда было так безмятежно. Иногда ветер походил на рев грузовых составов, несущихся по рельсам. А ночами было так темно, их окружал туман настолько густой, что казалось, она сидит внутри облака и задыхается. Ей стало не по себе. Эшли повернула голову, инстинктивно желая выбраться на воздух, и увидела Шона. Он стоял неподалеку и наблюдал за ней.

— Привет, — произнесла она немного нервно.

— Привет!

Он смотрел на нее так, будто снова хотел поцеловать, и она не могла не облизнуть губы, перехватив его взгляд.

— Ты поговорил с отцом? — спросила она, обыденным разговором желая снять напряженность, возникшую между ними.

— Сегодня утром, — кивнул Шон. — Он пришел в полный восторг. Я наконец осчастливил старика.

— Бьюсь об заклад, твоя мама тоже счастлива.

— Подпрыгнула чуть не до луны. Она готовит мой любимый обед — жареную курицу, картофельное пюре и пирог с орехами пекан. Ты приглашена, между прочим. Она уверена, ты как-то повлияла, чтобы в моих мозгах произошли перемены.

— Это не моя заслуга, — сказала Эшли, пожав плечами.

— Да, конечно, ты. Это всегда ты, Эш.

Она с трудом перевела дыхание.

— Я хотела сказать тебе кое-что. — Эшли колебалась, не знала, как начать.

Шон предостерегающе поднял руку.

— Мне не нравится выражение твоего лица. Между нами сейчас все хорошо. Давай так и оставим, по крайней мере, на сегодняшний день. Не будем портить его. Что скажешь?

— Я просто собиралась тебе сказать, что не хочу, чтобы ты когда-нибудь снова уехал из-за меня. Если кому-то из нас придется оставить остров, это буду я.

— Никто не должен уезжать. Мы уже взрослые. Разве мы не можем оставить прошлое позади?

Она хотела сделать именно это.

— Ты думаешь, это возможно? — спросила Эшли с на-деждой.

— Не сомневаюсь в этом. — Шон умолк. Потом снова заговорил: — Когда вы вернулась из гонки, я приставал к тебе с вопросами о Джереми и шторме, о том, что произошло. Это нечестно. Ты столько пережила, была потрясена, а я не понимал, что делаю еще хуже. Я просто хотел получить ответы. Как-то облегчить свою боль, понимаешь?

— Я знаю, — прошептала она.

— Но я уехал от тебя и сожалею об этом.

— Тебе незачем извиняться, поверь мне.

— Ну, такое больше не повторится. Несколько дней назад я сказал, что хочу участвовать в гонке, чтобы пойти по стопам Джереми, испытать то, что и он, но на самом деле я этого не хочу. И никогда не испытывал такого желания. Я никогда не стремился быть им, я просто хотел, чтобы брат был здесь.

Эшли смутилась.

— Тогда почему ты говорил, что собираешься в море?

— Может, искал другой способ заполучить тебя. Это отчасти сработало, — сказал он и усмехнулся. — Ты снова разговариваешь со мной.

— Это заслуга твоей мамы.

— Я должен сделать ей хороший подарок на День Матери. Итак, ты снова хочешь пойти под парусом?

Эшли напряглась.

— Э-э, нет, не в такую погоду.

— Расслабься. Я говорю об этой красавице. — Шон кивнул на уже готовую яхту, рядом которой стояла Эшли. — Она готова для тестирования в сухом доке. — Он подтолкнул лестницу к борту лодки. — Хочешь рассмотреть поближе?

— Хочу.

Шон поднялся на борт и протянул ей руку. После минутного колебания она последовала за ним.

Шон сел на сиденье и похлопал по месту рядом с собой:

— Садись, Эш.

Она сделала, как он просил, испытывая странное чувство. Как будто она вернулась домой.

— Помнишь пикник на катере у мистера Гарсиа? — спросил Шон.

Она улыбнулась воспоминаниям.

— Твой отец пришел в ярость из-за варенья на сиденьях. Я не думаю, что нам было тогда больше двенадцати.

— Старые добрые времена, — вздохнул Шон.

— Старые добрые времена, — эхом откликнулась Эшли.