Джордан кивнул.

— Но их я бросить не мог.

— Конечно. Разве ты смог бы? Ты ведь клей, и уже тогда это знал, и Вирджил знал. Поэтому и давил на тебя так сильно, чтобы ты оставил меня.

— Ты говорила с Вирджилом?

Она ответила ему задумчивым взглядом.

— Мы оба сидели возле тебя в эту ночь. По-моему, Вирджил считает тебя, и не только тебя, а всех вас своими сыновьями. А потому я не думаю, что он хотел тогда воспрепятствовать твоему счастью. Просто он не верил в истинность наших чувств — считал, будто ты просто увлекся черноглазой кокеткой. Представь себе, Вирджил просил у меня прощения.

— Да неужели? — изумился Джордан.

— Признался, что, когда ты пришел к нему и заявил о своем намерении просить моей руки, он посоветовал тебе немного остыть и сначала хорошо все обо мне разузнать. — В тоне Мары появилась печаль. — Нельзя удивляться его выводу, что я слишком легкомысленная и неуравновешенная, чтобы доверить мне те тайны, которые вы обязались хранить.

Джордан с горечью покачал головой.

— Мне следовало бороться за тебя. Нельзя было принимать его мнение как окончательный приговор.

— Успокойся. — Мара снова погладила его по руке. — Мне не хочется копаться в прошлом. Для нас с тобой важно только будущее. Но ведь я и сама понимаю, что в те дни вела себя неразумно, капризничала.

— У тебя имелись на то причины. К тому же я отлично знал, что все твое кокетство — это лишь маска.

— Что касается меня, то я вполне удовлетворена тем фактом, что ты оставил меня не из равнодушия, а подчинившись долгу, из верности ордену и своим друзьям.

Джордан грустно улыбнулся:

— Да, мы явно недооценили тебя, и я, и Вирджил. Вчера я понял, в какую фурию ты превращаешься, когда опасность грозит тем, кого ты любишь. Очень впечатляющая картина, миледи. Теперь никто не сомневается, что тебе можно доверить тайны ордена.

— Да, но если бы я не вышла замуж за Пирсона, у меня не было бы Томаса, — вставила Мара и, став вдруг серьезной, добавила: — Благодарю тебя за то, что спас моего сына.

— А я тебя — зато, что ты дала мне еще один шанс. Мара?

— Да, любовь моя?

Джордан взял ее тонкие руки в свои ладони.

— Ничто не должно разлучить нас. Я не хочу терять этот самый шанс. Что бы ни случилось, куда бы мы ни попали, ты должна обещать мне, что мы всегда будем вместе. Я люблю тебя, Мара, — прошептал он. — Всегда любил и всегда буду любить.

— Джордан, — едва слышно прошептала Мара и, когда он притянул ее в свои объятия, осторожно прижалась губами к его щеке.

Наверное, он все-таки не выжил в том бою, а погиб, думал Джордан, ведь все это так похоже на рай.

— Я тоже тебя люблю, мой дорогой, мой бесценный человек, — сдавленным от волнения голосом призналась Мара. — Ты всегда владел моим сердцем.

Душа Джордана была переполнена счастьем, но он не изменил своей слегка ироничной манере:

— Означает ли это, миледи, что вы решились пожертвовать своей свободой и выйти за меня замуж?

Мара смахнула с глаз счастливые слезы.

— Да, сэр, означает. И очень быстро, иначе люди будут сплетничать о дате рождения вашего наследника.

Джордан отстранился, взял Мару за плечи и впился глазами в ее лицо.

— Моего… моего наследника?

Мара загадочно улыбнулась.

Глаза Джордана вспыхнули синим огнем:

— Ты имеешь в виду…

— У меня задержка. Да не смотри ты так удивленно! — Мара рассмеялась, когда Джордан схватил ее в объятия, притянул к забинтованной груди и с жаром поцеловал.

Бошан спускался в подвал, подземное убежище ордена, выдолбленное в известняке под трехсотлетним Данте-Хаусом. Шел и радовался мысли, что Фальконридж снова числится среди живых.

Он глубоко уважал спокойную силу графа, но сегодня, когда триада Ротерстоуна воссоединилась, Бошан, наверное, в стотысячный раз за эту неделю задумался о судьбе его собственной команды. В сердце рождались самые безрадостные предчувствия. Пора было получить хотя бы какие-то известия либо от Ника, либо от Тревора, но ничего не было. Страх за товарищей доводил его до сумасшествия.

Неудивительно, что Дрейк рехнулся, когда потерял обоих членов своей команды. Это все равно что потерять семью, думал Бошан. Хуже того, Дрейк был старшим в команде, а значит, их смерть — его вина. Бошан тоже будет виноват, если Ник и Тревор не вернутся с континента.

«Да где же они, черт возьми?»

Он попытался прогнать тревогу, уговаривая себя, что все обойдется. Что-то им помешало, надо иметь терпение, думал Бошан, шагая через освещенный факелами просторный зал собраний и стараясь не наступить на медальон с древним мозаичным изображением архангела Михаила на полу.

Лампа на столе бросала красноватые блики на белый мальтийский крест ордена, висевший на темной необработанной части стены подземного штаба.

Бошан отправился в ту часть подвала, где скорее всего находился Вирджил — у двери камеры, в которой содержался Нилл.

Старый горец и двух часов не мог протянуть без того, чтобы не сходить посмотреть на молодую копию своей персоны, надежно запертую мощными засовами.

«Да, племянничек! Кто же поверит!»

Повернув в отделение, где располагались камеры, Бошан услышал, как шотландцы перебрасываются лаконичными фразами. Родня они или не родня, но их командир должен сознавать, что нельзя доверять такому, как Нилл.

Неужели Бошан один понимает, что молодой Бэнкс без раздумий перережет глотки всем, включая самого Вирджила, если это даст ему шанс сбежать?

Когда Бошан вошел в помещение, Вирджил сидел на стуле с высокой спинкой напротив дверей в камеру Нилла.

— Сэр?

Старый горец вопросительно посмотрел на вошедшего. Угнетенное состояние духа из-за так называемого племянника отражалось в его горящем взгляде.

— Джордан пришел в себя, — сообщил Бошан.

Вирджил сразу взбодрился и вместе с ним быстро пошел к выходу из тюремного коридора. Нилл проводил их злобным взглядом. Бошан ответил ему тем же.

— Как он себя чувствует? — с обычной своей угрюмостью пробормотал Вирджил.

—Лучше, чем ожидалось. Думаю, у него есть сильная мотивация, чтобы выжить.

Вирджил почти улыбнулся, но тут же сурово прищурился:

— Ты уже предпринял что-нибудь, чтобы выяснить, откуда взялся тот список и ключ, который, по словам леди Пирсон, дал ей Мясник?

— Насчет ключа — никаких мыслей. А насчет списка я бы сообразил, но Фальконридж так измазал его кровью… Бумажка лежала у него в нагрудном кармане, когда этот ублюдок ударил его кинжалом. Боюсь, будет трудно узнать что-нибудь сверх того, что уже сообщил секретарь регента.