– Это семейная реликвия, Габриэла. – Он называл ее полным именем только в особо серьезные моменты. Считай, никогда и не называл. От неожиданности Габи даже перестала плакать. – Видишь, – дед кивнул на висящий на стене щит. Сам по себе щит был неинтересный, оружие Габи не любила. Но картинка, на нем выбитая, была занимательная. И не картинка, а фамильный герб рода Бартане! Она уже достаточно взрослая, чтобы понимать такие вещи! А на гербе – трехглавый пес, яростный и страшный в своей ярости. А на шее у трехглавого пса – ошейник. Тот самый, что и на черной бархатной подушечке. Вот только ошейник настоящий, а псов с тремя головами не бывает!

Она так и сказала деду. И подбородок вздернула упрямо. А дед погладил ее по волосам и сказал неожиданно очень серьезно:

– Бывает всякое, Габриэла! Темный пес тоже был. Служил нашей семье в смутные времена.

Про смутные времена было неинтересно, а про трехглавого пса очень даже.

– А потом умер? – спросила она, косясь на ошейник. Если ошейник есть, а пса нету, значит умер.

– Трижды. – Дед нахмурился, а потом сказал с задумчивой усмешкой: – Но ждать осталось недолго. Скоро вернется.

– Так не бывает, – сказала Габи упрямо. – Если кто умирает, то навсегда.

– Иногда не навсегда, а лишь на триста лет. Проблема в том, дитя, чтобы продержаться эти триста лет без такой защиты. Наши враги не дремлют.

Габи кивнула, соглашаясь, хоть и была уверена, что все враги рода Бартане давным-давно крепко спят. Нет у них с дедом никаких врагов!

– Темный пес слушается только женской руки. – Дед в задумчивости посмотрел на ее ладошку. – Чует только женскую кровь. Поэтому очень хорошо, что у меня есть ты, Габриэла.

Захотелось сейчас же, немедленно потрогать ошейник, но дед смотрел строго, держал крепко.

– Без крайней нужды нельзя, дитя.

– Почему? – Габи не сводила взгляда с ошейника.

– Потому что за триста лет небытия мы забыли его, а он, вероятно, забыл нас…

…За триста лет забыли, а теперь вот Габи вспомнила с отчетливой ясностью.

…Ольга тоже вспомнила. Чужие воспоминания хлынули в нее бурным потоком из распахнувшегося наконец ящика Пандоры. Теперь она знала всю правду. Теперь ее основная задача – не позволить узнать правду тому существу, что словно долотом сверлило ее мозг. Ольга собрала волю в кулак, мысленно превращая бурный поток в тоненький ручеек. В голове ее громыхала «Ода к радости».

* * *

– Какой приятный сюрприз! – Голос прорывался сквозь звуки музыки, царапал не хуже черных когтей, рвал барабанные перепонки. – Где он? Где ошейник, дорогая кузина?

Кузина… Какая чудовищная несправедливость! И какая ирония! Получить в родственники упырей!!! Не нужно об этом думать! Важно другое! Важно, что Габи, Габриэла Бартане – это не просто неизвестная венгерская девочка, а ее мама. Важно, что ее нянюшку звали Гарпиной. Важно, что теперь Ольга понимала, чья кровь течет в ее жилах. Скрытое наконец стало явным.

– Я знаю, он у тебя. Ты тоже должна знать кое-что очень важное. Твоя внучка у меня. И это очень хорошо, Хельга! Хорошо, что у меня, а не у Отто. Со мной можно договориться, а он все берет силой. И в твоих же интересах решать дела со мной, а не с ним.

Как же она права, ее новообретенная кузина! Отто фон Клейст не станет церемониться и возьмет свое силой. Кое-что он уже забрал. Кое-что очень ценное для Ирмы, кое-что очень дорогое.

– Я готова договариваться. – Теперь уже сама Ольга искала ускользающий взгляд Ирмы. – Но ты должна узнать еще кое-что.

Пробиваться сквозь серый морок Ирминых мыслей было тяжело, пришлось бить наотмашь, со всех сил. Но показать проще, чем рассказать. А Ольге есть, что ей показать, события минувшей ночи еще свежи в ее памяти…

– …Нет!!! – Их связь оборвал яростный, полный боли крик. – Этого не может быть… – Крик перешел в шепот.

– Это уже случилось. – Ольга столкнула с себя Ирму, встала на ноги. – Я могу показать тебе место, где один твой брат сначала убил, а потом спрятал останки второго твоего брата. Хочешь, кузина?!

Ирма зарычала в бессильной ярости, и тусклый свет луны блеснул на ее неестественно длинных клыках. Ярость длилась недолго. Ирма тоже встала, стряхнула с пальто мокрые листья.

– Ты сказала, что темный пес слушается лишь женской руки?

– Это сказала не я, а мой прапрадед, но да, так и есть. – Ольга кивнула.

– Я всегда знала, этим миром должны править женщины. – В глазах Ирмы зажегся огонек безумия. – И ты мне в этом поможешь, дорогая кузина! Тебе нужна твоя девчонка, а мне – ошейник. Где он?

– Здесь недалеко.

Знала ли Ольга наверняка, что в темном нутре ящика Пандоры как раз и найдется местечко серебряному ошейнику, или просто решила больше не доверять провидению? Как бы то ни было, а и ошейник, и тетрадь со своими детскими записями она перепрятала вскоре после того, как поступила на службу в Гремучий ручей. Пронести в дом не решилась, спрятала в месте, которое казалось ей самым надежным. Словно почувствовала, что пригодятся.

– Тогда вперед! Не будем терять время! Я слышала, мой дорогой братец потерял одну из своих живых игрушек. Ему сейчас точно не до нас. – Ирма обернулась, и сполохи занимающегося пожара очертили ее четких профиль. Горела часовня. А в часовне горел Митя…

– Мне нужно туда! – сказала Ольга твердо. – И я хочу увидеть свою внучку!

– А я хочу править миром. – Ирма усмехнулась. – Тебе придется поверить мне на слово, дорогая кузина! Мне нет нужды убивать твою внучку. Сказать по правде, такие, как вы, не по зубам таким, как мы. Мертворожденные в нашем роду… – Она брезгливо поморщилась и тут же деловито добавила: – Впрочем, нам еще со многим придется разобраться. Если твоя кровь исцелила от безумства бедного Клауса… – Она снова поморщилась, на сей раз болезненно. – А потом сделала его сверхчеловеком. – Ирма сощурилась, в глазах ее полыхнули красные искры. Ирме хотелось стать сверхчеловеком. Пожалуй, она не шутила, когда говорила, что собирается править миром.

– Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, дорогая кузина. – Искры в глазах Ирмы разгорались все сильнее. Или это всего лишь отсвет пожара? – Ты думаешь, что раз ты мне не по зубам, то можно игнорировать мои просьбы.

Примерно так Ольга и думала. Эта мысль была одной из сотен мыслей, что роились сейчас у нее в голове.

– Не советую. – В руке у Ирмы появился пистолет. – Мертворождение – это всего лишь дополнительная страховка, но никак не гарантия от смерти. Поверь мне на слово.

Она верила. Ее родная дочь погибла на фронте. Не помогла страховка… Но Танюшку она спасет, чего бы ей это не стоило!

– Пойдем. – На пистолет Ольга не смотрела. Из сотен мыслей выкристаллизовалась одна единственная, самая важная. – Пойдем, я покажу тебе, где ошейник.

Они шли по ночному парку, а за их спинами полыхал пожар. Ольга не оборачивалась, не смотрела ни на Ирму, ни на часовню. Она не сдержала данное Григорию обещание, не спасла Митю. Но думать сейчас нужно о тех, кто жив. Мертвых она оплачет позже. Как иронично: мертворожденная оплачет мертвых…