— Так пускай подождут, — ответила Эмили, качая головой. — Сначала мы поговорим об Оливии.

Эдгар скованно сел рядом с ней.

— Дорогая, некоторые вещи лучше оставить…

— Нет! — Голос ее задрожал, но Эмили ринулась вперед. — Я не стану жить с тайнами, с призраками! Если ты не можешь быть честным со мной, тогда… тогда у меня нет другого выбора, как только жить одной, Эдгар!

У него вытянулось лицо.

— Эмили, ты же не хочешь сказать… если ты меня любишь, как говоришь…

— Именно потому, что люблю тебя, я больше не могу выносить эти мучения.

Его темные глаза стали черными. Он взял ее за руку.

— Что ты хочешь знать?

— Все об Оливии.

Эдгар глубоко вздохнул и отвел глаза. Долгие секунды казалось, что он ничего ей не расскажет. Но в конце концов Эдгар заговорил хриплым шепотом:

— Оливия была загадкой. Избалованная, беззаботная и жестокая, как ребенок. Она была…

Голос его замер.

— Ты любил ее?

— Да. По крайней мере я так думал. У нее определенно было очарование, она умела соблазнять. Как глупец, я думал, что все это для меня. После нашей свадьбы я с разочарованием обнаружил, что она была… не совсем целомудренной, скажем так. Но я принял это как джентльмен и ни о чем не расспрашивал. В первый год наш брак был терпимым, хотя она была упряма и своенравна, и мы часто ссорились. Потом Оливия узнала, что беременна, и это привело ее в ярость.

— Но почему? Эдгар вздохнул.

— Оливия сама была еще ребенком, она так никогда и не повзрослела. Она с гневом обрушилась на меня, говорила, что ее фигура погибла и веселая жизнь окончена. В наказание Оливия отказалась… отказалась спать со мной. Мы сильно повздорили, и именно тогда… она рассказала мне об Аароне…

Сердце Эмили сжалось от жалости к мужу.

— Дорогой, мне очень жаль. Как же она вступила в любовные отношения со своим братом?

— Я не расспрашивал о подробностях. Однако полагаю, начал эту связь Аарон, так как Оливия говорила, что у них это началось с тех пор, как ей исполнилось тринадцать лет.

Эмили содрогнулась от отвращения.

— Как ужасно! Этот человек был… ненормальным. Эдгар поцеловал ее в макушку.

— Успокойся, дорогая, этого мерзавца больше нет.

Эмили крепко сжала его руку.

— Значит, Оливия рассказала тебе о себе и Аароне. А потом?

— Потом все, что я к ней чувствовал, умерло. Я видеть ее не мог, не мог к ней прикоснуться.

— И все так и оставалось? Эдгар коротко рассмеялся:

— Нет, стало намного хуже. Еще была Мария.

— А какое она имеет ко всему этому отношение?

— Разве ты не знаешь? — Эдгар встал и отошел к окну, сжимая кулаки. — Я думал, что ты уже и сама догадалась… Мария — ее дочь.

— Что? — Эмили вскочила на ноги как громом пораженная. — Но что… как…

— Разве тебя не удивляло, почему Мария приехала жить на плантацию, почему с ней обращались как с членом семьи?

Эмили растерянно покачала головой.

Эдгар взял ее за руки и усадил рядом с собой на диван.

— Когда Оливии было четырнадцать лет, она жила с семьей в Хемпстеде и там завела роман с мексиканцем по имени Рамеро. Через год родилась Мария. Семья Оливии щедро заплатила отцу, чтобы он исчез вместе с ребенком.

— Боже мой, бедная Мария! Ты хочешь сказать, что ее отец взял плату за то, чтобы выполнять свои отцовские обязанности?

Эдгар мрачно кивнул.

— Рамеро был бесчестным человеком, поэтому и держался за Марию. Когда девочке исполнилось десять лет и для него наступили трудные времена, он снова отыскал Оливию — в Бразос-Бенде. Почти целый год я не знал, что Рамеро, работая на конюшне, продолжал встречаться с моей женой.

Эмили опустила ладонь на сжатый кулак Эдгара.

— Как это ужасно! А когда ты узнал о Марии?

— У меня всегда были подозрения по поводу девочки, так как Оливия очень быстро привязалась к ней. Но как я уже говорил, когда Оливия забеременела, она будто сошла с ума. Стала плохо обращаться с Марией, кричала на бедную девочку, когда та оказывалась поблизости. Именно тогда Оливия меня перестала пускать к себе в постель и сообщила об отвратительной связи с Аароном. Полагаю, она тогда же порвала свои отношения с Рамеро, потому что он попытался шантажировать Оливию дочерью, и Оливия бросила ему вызов. Она притащила Марию в мой кабинет — Господи, я никогда не забуду эту испуганную бедную девочку! И там Оливия похвасталась: «Познакомься с моим отродьем-полукровкой!»

— Как это бессердечно! — задохнулась от возмущения Эмили.

Эдгар печально кивнул и продолжил свой рассказ:

— Во всяком случае, после этого Рамеро бросил девочку, а вскоре мы узнали, что его убили в Хьюстоне. У меня были серьезные подозрения насчет того, кто это сделал.

Глаза Эмили стали огромными.

— Ты имеешь в виду Аарона?

— Да, в то время ходили слухи, что именно Райс затеял поножовщину. Полагаю, Аарон не забыл о связи своей сестры с Рамеро.

— Знаешь, странно, что у Оливии не было ребенка от Аарона, — заметила Эмили.

Эдгар пожал плечами.

— Меня это не удивляет. Райс никогда не отличался особыми мужскими достоинствами.

Эмили помолчала, потом с тревогой спросила:

— Аарон никогда не проявлял интереса к Марии? Эдгар покачал головой.

— К счастью, Мария совсем не была похожа на Оливию, и, по-моему, Аарон заставил себя забыть о девочке, так как она болезненно напоминала ему о собственной неполноценности. Кроме того, я не пускал Райса на плантацию с того самого момента, как узнал всю эту грязь. Я бы и Оливию тоже вышвырнул вон, если бы не ее беременность.

— Уверена, что жизнь для тебя превратилась в ад. Но что же произошло, когда родились твои сыновья?

Эдгар вздохнул и провел рукой по волосам.

— Я попытался быть с Оливией вежливым ради близнецов. Ей-то было все равно. Она с самого начала не обращала на детей внимания. Но прошло какое-то время, и Оливия перестала меня игнорировать. Вскоре после рождения близнецов в ней вновь пробудилась похоть. Теперь рядом не было ни Рамеро, ни Аарона, поэтому она начала дразнить меня, соблазнять. Но я питал к ней только отвращение. Мой отказ поверг ее в ярость. Однажды ночью она напилась, надела самое откровенное черное платье, накрасила лицо и сказала: «Позволь мне стать твоей шлюхой, Эдгар!» Господи, я едва не убил ее в ту ночь!

Эмили всплеснула руками:

— Так вот почему ты так рассердился на меня, когда я… Эдгар грустно кивнул:

— Да, наверное. Это была самая худшая ссора между мной и Оливией. В конце концов я потащил ее наверх и запер в комнате до тех пор, пока она не проспится. К счастью, на следующий день я уехал на собрание избирателей, а потом началась война. А когда вернулся… Господи, иногда я жалею, что вообще вернулся!