— Н-да, — я смотрел на осыпающееся со звоном стекло, — на первом же привале спилю мушку.

Сунув оружие обратно в кобуру, я окинул взглядом разгромленный кабинет покойного ныне скупщика краденого. Вроде бы, ничего интересного не осталось. Хотя нет, погодите-ка!

На шкафу позади рабочего стола в аккуратной подставочке покоилась пафосная позолоченная подзорная труба, украшенная искусной чеканкой. Уж не знаю, на кой черт хозяин особняка держал ее у себя, может, начинал нелегкий бандитский труд местным ушкуйником, но эта штуковина мне, определенно, нужна. Я уже пару раз присматривался к биноклям, но каждый раз цены заставляли откладывать приобретение столь нужной вещи на следующий раз.

А значит, возьмем-ка мы пока что заменитель.

Подумав так, я кинул трофей в рюкзак, забитый буквально под завязку. Как только получится, надо будет переложить часть скарба куда-нибудь еще.

Вот теперь точно все.

— Идем, тут мы закончили.

Я прошел мимо покойника, спустился по лестнице вниз, и замер. Упускаю нечто важное, но что?

Так, погодите. А что тот мудак говорил о детишках? Надо было прирезать? Значит, не прирезали сразу, а почему? И если не прирезали, то где они?

— Птыц, а есть ли в этом милом особняке подвал? — поинтересовался я у архидемона.

Несколько секунд тот ничего не отвечал, затем же недовольно буркнул:

— Есть.

— Ага. Веди.

* * *

Покойный явно любил монументальность и основательность. Вот и погреб он выкопал себе такой, что хватит на все бабушкины соленья и варенья, и, возможно, даже на урожай картошки. А еще — на десяток пленников. По крайней мере, именно столько камер я обнаружил. Восемь — пустых, две — с постояльцами.

Первым отыскался Илэр. Парень сидел, прислонившись спиной к стене, и стеклянными глазами смотрел на распахнутую мной дверь. Лицо его… Превратилось в тыкву. В смысле, получило не меньше двенадцати ударов, а скорее — ощутимо больше.

Парня молотили долго и со знанием дела, вырвали ногти, и, кажется, немного подпалили, но, в целом, держался он бодрячком. Избитым до полусмерти бодрячком, да.

Кое-как сфокусировав взгляд на мне, мальчишка чуть заметно улыбнулся. Надо же, зубы остались на месте, интересно, а чего их не выбили? Старались не попортить личико, что ли?

— Давай, быстро только, — прохрипел он.

— Чего? — не понял я.

— Кончай меня.

Ах вот оно что, Илэр думает, что я пришел поквитаться.

— Совет хорош сей и достоен, — подал голос с плеча Айш-нор, — убей ты крысу поскорей. Кто предал раз — уж будь покоен — предаст опять, и без затей.

Парень с удивлением посмотрел на говорящую птицу и ухмыльнулся.

— Кочет базарит за дело. Крыс давить надо.

Я стиснул зубы. Говоря начистоту, Айш-нор прав. Парнишка — малолетний урка, толку от которого ноль. За то, что он меня обокрал, ему следует прямо на месте запихать копье в задницу по самые гланды и провернуть там пару раз. Но есть одно паршивое слово — жалость.

Эти бедолаги и жизни-то нормальной не видели. Им никто и никогда не давал шанса проявить себя, сделаться нормальными людьми… А готов ли я на подобный подвиг? Когда впервые взял близнецов, то, говоря начистоту, делал это по шкурным соображениям — мне просто требовались люди, знающие что-нибудь о местных правилах, и я действительно собирался расстаться с ними, доведя до Куимре. А как быть теперь? Тащить с собой?

Демоническая рука как-то сама-собой легла на рукоять новоприобретённого револьвера.

А может, пошло оно на хрен? Ну, вся эта игру в добренького? Мне нужно вернуться домой, ради этого я уже человек двадцать, а то и все три десятка, прикопал. Я уже чудовище и, кажется, начинаю сходить с ума. Парой жмуров больше, парой меньше, никто ж не узнает.

Я сглотнул.

Опасные мысли, в первую очередь — свой притягательностью. Это так просто — один удар копья, заряд молний, выстрел, и всё, проблема решена. Вот только… останусь ли я собой, если начну все сложные проблемы разруливать простым способом? И кто вернется к дочке? Отец, или пустая оболочка, внутри которой засел монстр?

Вот ты и принял решение, дружок-пирожок, теперь прими и ответственность.

Вздохнув, я отвернулся от Илэра.

— Вставай, идем освобождать твою сестру, — бросил я, не оборачиваясь.

И шагнул к последней камере.

Морвин тоже оказалась жива и выглядела куда здоровее брата. По крайней мере — физически. Ее ментальное здоровье я оценивать не рискнул бы.

Девочка лежала на полу камеры, прикрытая легким одеялом. Отсутствие одежды и, скажем так, следы, весьма конкретно объясняли, почему ее никто не бил. Слишком красивая, слишком беззащитная, слишком доступная. Как тут отказаться?

Вот бандиты и не сдерживались.

Я присел над ней и коснулся лба ладонью, отчего девочка открыла глаза и испуганно уставилась на меня.

— Ой, здравствуйте, господин Аластар — прошептала она, и чуть заметно улыбнулась. — Простите, что обокрали вас.

От ее улыбки у меня волосы встали дыбом, а остатки кровожадности улетучилась! Девчонку по очереди отбарабанили десять мужиков, если не больше, а эта дурочка ойкает и извиняется!

Я стиснул зубы и изобразил нечто похожее на улыбку:

— Неважно, я уже вернул свое. Идти сможешь?

— Да, конечно, они были почти нежны.

Морвин поднялась и только теперь заметила брата. Она бросилась к нему и заключила в крепкие объятья, и лишь после этого зарыдала.

Я вновь вздохнул.

Ублюдочный мирок! Как же я буду счастлив свалить отсюда куда подальше.

— Если можете идти — ходу, найдите свои вещи, прикройтесь, и валим. Я изрядно пошумел, боюсь, что скоро придут гости.

Раздобыв кое-какую одежду и обувь, я сумел привести детишек в более-менее пристойный вид и, не обращая внимания на презрительные взгляды ворона, направился прочь из разгромленного дома.

Илэру поначалу было тяжело идти, а потому сестра поддерживала парнишку, но, вроде бы, к выходу на улицу он немного пришел в себя.

— Господин, — услышал я хриплый голос паренька.

— Да?

— Почему?

Я остановился и обернулся. Близнецы уставились на меня и взгляды их не выражали ничего, кроме страха.

— Почему спас вас?

Они кивнули.

— Сложно сказать. Я и сам не уверен в мотиве. Думаю, из-за дочки.

Страх чуть ослабел, но на его место пришло недоумение.

— Ей нет и года, а меня… я был… — подобрать нужные слова оказалось на удивление тяжело, они никак не желали притягиваться друг к другу, и вместо сложного механизма выходило уродливое нагромождение шестерней, — был вынужден оставить ее, жену и родителей. И теперь я, надеюсь, что если проявлю доброту, то, быть может, с ними тоже обойдутся по-человечески. Понимаете?

Близнецы дружно уставились