Что заставило ее вспомнить о Мердере. В день, когда он узнал о ней правду, она отчетливо помнила, представшую перед ней его эмоциональную кардиограмму. Стальные балки, являющиеся основой психического равновесия, были ничем иным, как руинами.

Она была единственной, кто не удивился, когда он сошел с ума и исчез.

Кивнув ей, Джон подошел к входной двери, вставил ключ и повернул. Как только она открылась, Хекс учуяла запах пыли и затхлости, указывающие на то, что это еще одно заброшенное место. Но внутри не было ничего прогнившего, в отличие от здания бывшей лачуги Джона.

Когда он включил свет в фойе, она едва не ахнула. На стене, слева от двери, находился свиток, гласящий на Древнем Языке, что это имение Брата Тормента и его законной шеллан, Веллесандры.

Что объясняло, почему Джону здесь было так больно. Хеллрен Веллесандры не единственный, кто спас претранса.

Сама женщина имела значение для Джона. Чертовски большое значение.

Джон шел по коридору, зажигая все больше света. Его эмоции сочетали в себе горько-сладкую любовь и ревущую внутри боль. Когда они пришли в захватывающую дух кухню, Хекс подошла к столу в нише.

«Он сидел здесь, — подумала она, положив руки на спинку одного из стульев… — в свою первую ночь в этом доме, он сидел здесь».

— Мексиканская кухня, — пробормотала она. — Ты так боялся обидеть их. Но затем… Веллесандра… — Как ищейка, идущая по свежему следу, Хекс отслеживала, что чувствовала в его воспоминаниях. — Веллесандра приготовила тебе имбирного риса. И… пудинг. Ты впервые почувствовал себя сытым, твой желудок не крутило и ты… и ты был так удивлен, что не знал, как с этим справиться.

Кинув через всю кухню на Джона взгляд, она увидела, каким бледным стало его лицо, а глаза слишком блестящими и понимала, что он вернулся в свое ссутулившееся, за столом хрупкое тельце… потрясенного добротой, впервые проявленной кем-то по отношению к нему за очень долгое время.

Звук шагов в коридоре отдавшихся в ее голове, напомнил, что Куин все еще был с ними — парень, слонялся без дела, со своим отбрасывающим словно тень поганым настроением.

Что ж, больше ему не обязательно было ходить за ними по пятам. Это была конечная остановка, последняя глава в истории Джона, значительно влиявшая на него теперешнего. И, к сожалению подразумевающая, что было правильным и целесообразным, вернуться обратно в особняк… где без сомнения Джон заставил бы ее еще немного поесть и попытался бы заставить ее покормиться еще раз.

Она не хотела возвращаться туда, пока еще не хотела. Мысленно она решила взять на одну эту ночь тайм-аут, поэтому у нее оставалось всего несколько часов в запасе, прежде чем встанет на тропу мщения… и потеряет эту едва возникшую связь между ней и Джоном, и глубокое понимание, испытываемое сейчас друг к другу.

Она не собиралась себя обманывать. Печальная реальность была мощной силой, связывающей их, но, тем не менее, такой хрупкой, что Хекс не сомневалась, что эта связь собиралась ухватиться за настоящее, потому что лучше сосредоточиться на нем, чем на прошлом.

— Куин, ты не мог бы нас оставить, пожалуйста.

Разноцветный взгляд парня метнулся к Джону, и серия манипуляций руками начала между ними торговлю.

— Твою мать, — выплюнул Куин, прежде чем развернуться и направиться к входной двери.

После того, как эхо, разносившееся по дому — стихло, она посмотрела на Джона:

— Где твоя спальня?

Он махнул рукой в сторону коридора, и она прошла за ним мимо множества комнат, имеющих современное обустройство и антикварные произведения искусства. Такое сочетание в этом месте создавало ощущение схожее на нахождение в музее искусств, в котором вы могли бы жить, и Хекс время от времени осматривалась, просовывая голову в открытые двери кабинетов и спален.

Спальня Джона располагалась в другом конце дома, и пока она добиралась до нее, Хекс могла только представить культурный шок. От мерзости до великолепия всего лишь сменив почтовый индекс. В отличие от того клоповника, эта комната была оформлена в сине-голубых тонах с полированной мебелью, мраморной ванной и ковром, таким массивным, что его ворс напоминал стрижку ежиком морского пехотинца.

Помимо всего прочего, в комнате имелась раздвижная стеклянная дверь, ведущая на уединенную террасу.

Джон подошел открыть шкаф, и она проследила взглядом за его сильной, массивной рукой проводящей по висящей на деревянных вешалках маленького размера одежде.

Уставившись на рубашки и брюки, его плечи напряглись, а одна рука сжалась в кулак. Он жалел о чем-то сделанном или о том, как он поступал и это не имело ничего общего с ней…

Тор. Дело было в Торе.

Он сожалел о тех вещах, позже произошедших между ними.

— Поговори с ним, — сказала она еле слышно. — Расскажи ему, что происходит. Вам обоим станет легче.

Джон кивнул и она почувствовала как укрепилась его решимость.

Боже, она не была точно уверенна, как это произошло — ну, с технической точки зрения, все как раз таки чертовски просто — но удивителен был сам факт того, что она снова подошла и обняла его сзади за талию. Прижавшись щекой между его лопаток, она была рада, почувствовать, как его руки накрывают ее.

Он общался очень многими, различными способами. И, иногда, прикосновение лучше слов выражало то, что ты хочешь сказать.

В темноте, она подвела его к кровати и они оба сели.

Когда она просто уставилась на него, он произнес губами:

«Что?»

— Ты уверен, что хочешь, чтобы я пошла туда? — Когда он кивнул, она посмотрела ему прямо в глаза. — Я знаю, что ты что-то пропустил. Я могу ощутить это. Есть промежуток между приютом и тем жилым домом.

Ни один мускул не дрогнул на его лице — он даже не моргнул. Но говорить с мужчиной, скрывающим свои реакции, было неуместно. Она знала о нем то, что знала.

— Все нормально, я не собиралась выспрашивать. И не собиралась давить на тебя.

Его слабый румянец она запомнит надолго, по крайней мере до тех пор, пока не исчезнет… и мысль о том, чтобы оставить его, заставила поднести кончики пальцев к его губам. Когда он дернулся от удивления, она сосредоточилась на его рте.

— Я хочу показать тебе что-то о себе, — сказала она низким, глубоким голосом. — И все же, это не для того, чтобы сравнять счет. А просто потому, что я так хочу.

Как было бы замечательно, взять его в свои места и провести по своей жизни, но узнав больше о ее прошлом, ему станет только тяжелее после ее самоубийства: однако, она любила Джона, и отправляясь за своим похитителем она не собиралась обманывать себя о своих шансах на выживание.

У Лэша были уловки.

Ужасные уловки, которыми он проделывал ужасные вещи.

В ее память ворвались ужасающие, уродливые воспоминания о ублюдке, заставляющие ее бедра дрожать, которые, тем не менее, служили топливом, толкающим ее к чему-то, чему она действительно была не готова. Но она не могла лечь в могилу, не прихватив Лэша с собой.