Только выработанный за годы жизни в трущобах инстинкт заставил Фиону отвести глаза от Алекса – уже темнело, а они продолжали стоять посреди улицы, привлекая любопытные взгляды спешивших по своим делам прохожих. Какофония звуков: грохот проезжавших мимо повозок, телег и карет, разбавленного выкриками уличных торговцев и разносчиков газет,  – напомнила об убийце, жертвой которого она чуть было не стала.

Между тем Линни уже шла вперед, с ловкостью скачущего по крыше воробья пробираясь между всеми этими транспортными средствами. Шагавший следом Чаффи едва поспевал за ней. Фиона облегченно вздохнула и успокоилась только тогда, когда они благополучно перешли на противоположную сторону Шафтбери-стрит и пошли по Мерсер-стрит, где пешеходов было значительно больше, чем транспорта. Она обернулась к Алексу и вновь ощутила смущение.

– Знаешь, тебе очень идет этот наряд бродяги.

Он удивленно вскинул брови и с улыбкой посмотрел на нее.

– Хотелось бы сказать то же самое и о тебе, но, честно говоря, ты выглядишь как методистка, которая направляется в молельный дом со священным трактатом в руках.

Фиона засмеялась:

– Примерно то же самое мне говорили хозяйки борделей.

Алекс взял ее за руку, и они не торопясь, будто прогуливаются по парку, пошли вперед.

– Я заставлю «Львов» заплатить за то, что тебе пришлось вернуться на улицу. Даю слово, Фи!

Фиона грустно улыбнулась:

– Благодаря имевшемуся опыту, что бы там ни говорили, целую неделю я оставалась совершенно невидимой.

Она рассчитывала, что ее слова вызовут у него улыбку, однако его лицо, напротив, сделалось хмурым как туча.

– Я бы предпочел, чтобы тебе больше не пришлось вспоминать свой прежний опыт. Все последнее время я очень боялся, что ты ускользнешь от меня, что я не смогу тебя найти.

На этот раз Фиона не рискнула смотреть на него, не зная, что увидит в его глазах. Понимает ли он, что значат его слова? Или это просто дань вежливости? Как узнать? Что, если она принимает желанное за действительное?

Все случилось слишком неожиданно. Более недели она прилагала огромные усилия, стараясь быть совершенно незаметной, но в то же время сохраняя бдительность. И вдруг в один момент все изменилось: они с Алексом, держась за руки, идут по Дайлсу, будто совершая дневную прогулку по аллеям парка. И единственное, что ее настораживало сейчас,  – это напряженность, которую она ощущала в его руке, и тревожные взгляды, которые он бросал по сторонам.

Одно его прикосновение путало все мысли, а сам звук голоса отзывался в груди и, казалось, пробегал ветерком по коже. Она понимала, что расслабляться рано: они отнюдь не в самом безопасном месте,  – но тем не менее какая-то радость и бесшабашность все сильнее заполняли ее сердце, кружили голову, мешали думать. Алекс здесь, рядом! Алекс искал ее! Она убежала, чтобы защитить его, но ей это не удалось. А он, оказывается, и не ждал от нее никаких жертв: напротив, переживал за нее.

Здравомыслие окончательно вернулось, когда Фиона осознала, что они идут мимо заведения Нэн.

– Кажется, мы идем не в ту сторону…

– Так безопаснее,  – успокоил ее Алекс. – А где вы остановились?

Она огляделась вокруг, как бы определяя, не следит ли кто-то за ними.

– На Стейс-стрит, неподалеку от новой благотворительной школы. Ближе всего было пройти по другой стороне Шафтсбери.

Алекс кивнул и повел ее вниз по Монмут-стрит с таким видом, будто они намереваются зайти в одну из расположенных там бесчисленных винных лавочек, при этом не забывая внимательно смотреть по сторонам.

Усиливающаяся напряженность, которую почти физически ощущала Фиона, казалась ей невыносимой. У нее было так много вопросов к Алексу, но она не знала, можно ли здесь, на этих узких, заполненных людьми улочках спрашивать о тех, кто его шантажирует, или о том, насколько опасны «Львы».

– Нам лучше поддерживать разговор,  – сказал Алекс, бросив на нее короткий взгляд. – А то все выглядит так, будто я тебя веду на виселицу.

Как раз в этот момент Фиона заметила подозрительного мужчину – низкорослого, худого, с хитрым лицом,  – который явно наблюдал за ними. Она хотела было предупредить Алекса, но поняла, что и он заметил его, поэтому просто улыбнулась и сказала:

– Береги карманы.

– Не думаю, что он позарится на мои,  – небрежно ответил Алекс.

– Я бы не была столь уверена в этом.

Алекс пригляделся к незнакомцу повнимательнее и согласился:

– Пожалуй, ты права: он совсем нищий.

– Никогда не доверяй беднякам,  – сказала Фиона назидательным тоном. – Они постоянно испытывают искушение.

Он повернулся и вопросительно посмотрел ей в глаза:

– Даже ты?

Ясно было, что он не понимает, как глубоко они зашли в лондонские трущобы и что это означает, а рассказывать не осталось времени, поэтому Фиона решила продемонстрировать это наглядно. Сделав неуловимое движение, она подняла сжатый кулак вверх, а когда раскрыла, в ладони оказались его часы и несколько монет. У Алекса от удивления расширились глаза.

– Я научилась делать это мастерски годам к десяти,  – усмехнулась Фиона, возвращая похищенное.

– Надеюсь, самое худшее из того, что я должен знать?

Сердце Фионы полетело куда-то вниз, в животе образовался тугой ком.

– Нет…

– Расскажешь?

Фиона посмотрела на него из-под капора, пытаясь понять, о чем он сейчас думает.

– Что ж, если расскажешь, чем тебя шантажируют, я скажу, почему мне в конце концов придется уйти.

Довольно долго он пристально смотрел на нее, будто ожидая отказа от выдвинутого условия, но она уже приняла решение. И тогда Алекс начал свое повествование и говорил всю дорогу до самой Стейс-стрит.

Фиона услышала его искреннее признание об отношениях с Аннабел, женщиной, которой она столь сильно и безоговорочно завидовала четыре года назад, женщиной, которая в ее представлении была настолько совершенной, что более любой другой была достойна любви Алекса. Но оказалось, что у этой женщины имелись такие проблемы, что не поддавались разрешению ни с помощью Алекса, ни с помощью многочисленных любовников. Ее мятущуюся душу уже не могли удовлетворить ни плотские удовольствия, ни ощущение смертельной опасности. В конце концов она решила сама покончить с собственным несовершенством.

Поначалу рассказ Алекса вызвал гнев Фионы на Аннабел за то, что та не смогла оценить такой бесценный подарок судьбы, как любовь Алекса: она ее почти возненавидела,  – но постепенно он сумел объяснить, сколь ранимой и неприкаянной была душа его жены, что она виновата лишь в том, что окончательно запуталась. Алекс также признался, что их брак был, по сути, союзом двух далеко не совершенных людей, заключенным в надежде на избавление от проблем, на счастье. Винить лишь одну сторону в том, что этого не получилось, на его взгляд, было неправильно.