В Патане мы остановились в «Шакья Сингх вихаре». Это наполовину монастырь, наполовину – «школа благородных девиц», где каждую неделю происходит набор «монахинь на семь дней», которые даже не бреют голову, но все, от шестилетних девочек до полных сока барышень, носят бордовые рясы. Оставление монашества здесь не считается грехом, быть монахом или монахиней даже один день является большой добродетелью. Но поскольку мало кто решается на пожизненный духовный подвиг, для многих непальцев и непалок такое семидневное монашество стало во многом формальностью, чем-то вроде приема в октябрята или пионеры.

Пожизненных монахинь в вихаре всего четыре-пять, они учат всех этих девочек. Основал вихару ныне покойный таиландский монах – «тхера». Видимо, в память о том живут там два монаха, однако атмосфера в этом заведении откровенно девичья. И кормят нас монахини вкуснейшими завтраками, причем от пуза.

Правда, пару раз мы опоздали на них, так как по утрам обходим с молитвой четыре ступы императора Ашоки, оберегающие Патан с четырех сторон света. Это единственные в мире «живые» ступы Ашоки, в том смысле, что поклонение им не прерывалось в течение всех 2300 лет с момента их возведения, когда сюда прибыла с шарирой Будды «посол мира» – дочь Ашоки. Непальцы с благодарностью приняли от нее мощи Будды и построили эти ступы. Они «живые» еще и потому, что сверху на ступах есть глаза с особым разрезом – «глаза Будды». Такие ступы с глазами происходят из непальской традиции буддизма – «невари».

В отличие от Индии, где буддизм исчез в XIII—XV веках и начал возрождаться только в нашем столетии, непальцы никогда не переставали быть буддистами. Мы хорошо прочувствовали это, когда обходили ступы, а по сути – весь старый город. Даяние, лежащее в основе всякой религиозности, патанцы практикуют радостно и щедро. Потому-то мы и опаздывали на завтрак в наш «девчачий» монастырь, что во время молитв на улицах древнейшего города-музея нас останавливали целые очереди желающих сделать нам подаяние. Отказать, разумеется, нельзя было никому, и мы возвращались, не только напившись дармовым сладким молочным чаем и наевшись дармовыми же горячими пончиками, но и с заметно потяжелевшими сумками, набитыми рисом и деньгами. Учитель Тэрасава-сэнсэй предвидел это и предупредил, чтобы перед выходом на уличную молитву мы выложили из сумок все лишнее, оставив только молитвенные барабаны.

Особенно у меня сумка вечно оттопыривается, забитая несколькими недочитанными книгами, всякими ненужными бумагами и старыми записными книжками. Теперь же я наконец произведу ревизию всего этого и что-то переложу в рюкзак.

Неподалеку от «Шакья Сингх вихары» живет брат ламы Ганькаджи – Раджабай Павитра Баджрачарья. Он подарил нам редкое издание – английский перевод Аватамсака-сутры. Книга объемная, больше тысячи страниц.

В свой многоэтажный дом Раджабай уже дважды приглашал нас на изысканные ужины. Дом у него такой большой, потому что все родственники, даже самые дальние, живут вместе, причем в полнейшей гармонии. Представляю, что будет, если собрать в одном доме всех наших родственников, разбросанных по бывшему Союзу, таких разных и не общающихся годами!

16 января 1999 г., суббота. Лунный Новый год встречаем глубоко в Гималаях, в ущелье Дарлин, под хребтом Гимал-Ганеш, где бродим уже пятый день. Наш проводник Ран Мангал Бахадур Гурунг, обитатель одной из горных деревушек, привел нас сюда из Катманду. Мы познакомились с ним у Раджабая. Несмотря на зрелый возраст, он состоит в Ассоциации молодых буддистов Непала. Бахадур – прекрасный упасака, способный в полном смысле слова служить монахам, то есть не только прислуживать им, но и учить их, как Вималакирти. Поход по крутым, обрывистым горным тропам, не прекращающийся порой даже глубокой ночью, оказался для нас хорошим уроком.

Вообще, Гурунги – одна из основных гималайских народностей. Две другие – Таманги и Шерпы. Все они очень выносливые, особенно Шерпы, один из которых покорил Эверест за двадцать часов.

Ходить по горным тропам – истинная медитация: каждый шаг должен быть осознан, иначе сорвешься в пропасть и либо погибнешь, либо покалечишься. Только оказавшись на краю боли, на грани жизни и смерти, становишься по-настоящему внимательным и постепенно обретаешь другие блага медитации – терпение, физическую и психическую выносливость, спокойствие духа, откуда и могут родиться истинные сострадание, преданность и любовь.

В Японии есть монахи – «ямабуси», специально занимающиеся такой практикой круглосуточного хождения по горам. Их школа называется «сюгендо». Они тоже постоянно бьют в барабаны, как и мы. В средневековой Японии их очень почитали простые люди. Иногда эти монахи становились во главе народных бунтов. Так вот от кого наш монашеский орден Ниппондзан Мёходзи унаследовал способность возглавлять многотысячные марши! Правда, в ХХ веке из бунта «бессмысленного и беспощадного» народное движение превратилось в массовые ненасильственные акции за мир и справедливость.

Однако мы вовсе не собирались повторять практику «ямабуси». Наше хождение по горам получилось спонтанно. Просто Бахадур пригласил нас посетить некоторые «гумба» (храмы в горах) и освятить закладку ступы на берегу реки, несущейся по дну глубокого ущелья, склоны которого, усеянные деревушками, мы и облазили за эти пять дней и ночей. «Гумба» – это весьма скромные домики из камней и глины, в которых может поместиться от силы десять человек. Настоятели этих храмов живут в деревнях со своими семьями и являются наполовину монахами, наполовину мирянами. Они малограмотные, в их облике много шаманского. Немало таких «лама-джи» злоупотребляют алкоголем. Однако они, как и все жители этих деревень, с чистыми мыслями относились к нашей евразийской «делегации» и приветствовали со всей почтительностью, возжигая благовония на широких блюдах, которые с поклоном ставили к нашим ногам.

Что же такое этот непальский буддизм «невари»? Традиция, развившаяся в ущелье Катманду, ценна тем, что сохранила оригиналы многих сутр на санскрите. Все другие традиции, будь то Тибет, Китай или любая другая дальневосточная страна, читают сутры в переводе на свои языки, а непальцы – в оригинале!

Есть всего два основных буддийских канона. Первый – тхеравадинский, на языке пали, хранящийся в странах Юго-Восточной Азии. А второй – санскритский, то есть, говоря дословно, на языке «не пали». А именно так и называется непальский язык – «непали»! (Не знаю, сделал ли я какое-то лингвистическое открытие, но для мнемотехники точно полезная находка.) На двух этих канонах и основываются две главные ветви буддизма – Тхеравада (южная ветвь) и Махаяна (северная ветвь).

Но вернусь к непальскому, точнее «неварийскому», буддизму. Из Центра Лотосовых исследований в Катманду Тэрасава-сэнсэй принес статью японского ученого Шучо Такаока, который и содержит этот центр. Он утверждает, что сами непальцы не осознают ценности своей религиозной традиции, и для ее спасения необходимо, чтобы традиция открылась для людей извне. Если она замкнута внутри только непальцев, непальская молодежь рано или поздно устремится во внешний мир – к ценностям «цивилизации», понимаемой, как правило, на американский лад. В результате потеряется преемственность, и традиция умрет. Чтобы этого не произошло, традиции должны открыться навстречу друг другу. Тогда у молодежи появится огромный выбор, помимо материально-технической «достижений», и различные традиции начнут взаимно обогащаться.