Я подумал, как думал каждый раз, когда встречал одно из этих существ: «Может быть это ее семя, полуродня мне, сын или дочь, оттого что она переспала с каким-нибудь самцом-альбиносом, ребенок, которого она сохранила?»

Внезапно, рука об руку, как каббалистическое изображение на стене в доме волшебника, эти двое поднялись вверх и, ухмыляясь мне, поплыли прочь среди деревьев. У меня по спине побежали мурашки, хотя я мог проделать то же самое, но сейчас я был свидетелем того, что было: мне показали зеркальное отражение моей Силы.

Я сказал себе, что теперь начинаю понимать ее план, если этот план вообще существовал.

В снегу я нашел светящийся коричневый череп. Я не мог сказать, принадлежал ли он смертному или богу, и это казалось какой-то печальной истиной. Я поднял череп, и снег упал с его глазниц. Я положил его под кипарис, одетый белым снегом, и его черный взгляд смотрел мне вслед.

Эта сказочная работа по сотворению чудес, ненормальная среда обитания были направлены на то, чтобы лишить меня всех человеческих достоинств, всякого гнева или жажды мести, которые у меня оставались.

Солнце утонуло в глубинах Каиниума, когда я несколькими минутами позже вышел на пляж, широкое и белое ледяное пространство между городом и водой. За льдом серебристо-грязный низкий берег сбегал в прибой, и море было как холодный шелк, сверкающий навстречу приближающейся восточной ночи. И на фоне этой ночи, ярко освещенная последними солнечными лучами, возвышалась огромная гора в океане как раз напротив берега.

Примерно в сорока ярдах горели зеленоватые в сумерках факелы. В свете факелов двигалась толпа, люди и животные. И дальше, там, куда почти на достигал свет костров, в темноте виднелись повозки, кареты и другие средства передвижения людей.

Я не знал, что это. Мне оставалось только остановиться и гадать. Лекторрас, избранные богини, шли к материку, а толпа собравшихся здесь людей смотрела на гору-остров. Вероятно, это было время лечения, когда эти жуткие последователи Карраказ возлагали свои исцеляющие руки на смертных. Она не приходила. Она никогда не покидала свой остров, как мне говорили, но лекторрас, обученные ею, могли творить чудеса ее Силой, чему я видел много подтверждений.

В конце концов факелы не были сигнальным огнем для меня, а лишь показывали мне, что моя Сила в Каиниуме далека от уникальности. Целитель, волшебник — во всем этом племя богов опережало меня.

Я медленно пошел к огням, ощущая горький привкус того, что случилось. Люди, женщины и дети теснились вокруг костра и факелов, пели, как я мог разобрать в шуме бурунов, когда шел к ним по пляжу, какую-то местную балладу их деревень. Все это делалось, чтобы провести ночь на заливе, около призрачного чарующего города, пока они ждали появления богов. Недалеко от основной толпы, около одной из повозок, мальчик кормил лохматую лошадку. Заслышав мои шаги, он похолодел и нервно оглянулся на меня. Но я был темноволосый мужчина, а не белый. Его тревога сменилась обычным любопытством. Наверное, он принял меня за жителя внутренних территорий и, очевидно, больного, иначе зачем бы я был здесь, куда пришли все, жаждущие исцеления. Нечего бояться.

Теперь я мог видеть больных, лежащих на подстилках, некоторые из них не могли двигаться, другие — настороженно, с отчаянием, внимательно смотрели на море. Когда я дошел до костра, какая-то женщина потеснилась, чтобы дать мне место у огня. Какой-то мужчина, так же как и она, не произнося ни слова, протянул мне кружку горячего пива, которое они подогревали с пряностями и пили, чтобы согреться. Эта молчаливая доброжелательность тронула меня, сострадание людей, собравшихся здесь, гармонировало с особенной целью их прихода.

Я еще не решил, играть ли мне свою роль, или остаться с ними и посмотреть, что будет, или продолжить спой путь, когда их пение прервалось, и двое или трое стали показывать вдоль берега на юг. Лекторрас появились внезапно, видения, возникшие из малинового полумрака, как стройные, мерцающие белые огни. Они не шли, а скользили, едва касаясь ногами земли. Было бы лучше, если бы они летели по воздуху. Это было показное скрытое хвастовство жестокой, издевающейся и бесчувственной молоди. Решительно, Гайст имел право на упреки. Сочувствие — сестра страха. Этим существам нечего было страшиться, а страх в других был для них просто игрой.

Человеческая толпа не произнесла ни звука. Где-то заскулила одинокая собака, но вскоре затихла.

Лекторрас остановились в паре ярдов от нас как раз там, где в свете факела они казались мраморными. Их было пятеро: девушка и юноша, которых я встретил в саду с гробницами, два других юноши примерно шестнадцати лет и девушка того же возраста. Все были одеты в белые одежды, как и Мазлек, белое на белом. У всех на переносице было зеленое пятнышко. Все были такие красивые, что дух захватывало. Не той красотой, которую можно было спокойно созерцать, если ты не склонен поклоняться им. Я не был склонен. Мне не нужно было и гадать, что они будут делать дальше, потому что они никого из нас долго не держали в неведении.

— Рессаверн нет, — сказал один из старших юношей. — Она должна прийти, — сказала старшая девушка. — Смотрите, как их много. — Взглянув на людей, она улыбнулась снисходительно и сказала:

— Как они невежественны и грубы. Что проку от их спасения?

— Они должны почитать нас, — заметил юноша помоложе, тот, которого я встретил в саду, — но они только глупо таращатся. Думают, наверно, что мы цирк, и сейчас будем развлекать их.

— Мне не нужно их почитание, но они должны принести нам подарки, — произнесла старшая девушка. — Они должны принести нам свое золото, если оно есть у них. Или благовония, или хорошую кожу для сбруи, или лошадей. Что-нибудь. Но они же хотят все даром. Не думаю, что мне хочется прикасаться к их дурно пахнущим коричневым телам.

— Я тоже, — сказала младшая девушка. Она обняла своего дружка за талию и промурлыкала:

— Я хочу касаться только тебя, Сиронн.

Все это время они, конечно, говорили на городском языке, на той более древней его разновидности, которой пользовался Мазлек. Только я один понимал их жеманную болтовню, толпа просто ждала в смиренном терпении, когда же благородные боги начнут свои чудеса.

Я не был уверен, заметили ли лекторрас меня среди прочих. Вероятно, нет, потому что мое внутреннее молчание закрывало меня от всего, как броня.

Теперь боги впали в уклончивое созерцание.

Люди в ответ неуверенно и жалобно смотрели на них. Вскоре мужчина около меня, ошибочно приняв неподвижность лекторрас за приглашение или просто не вынесший дальнейшей бездеятельности, вышел из толпы и направился прямо к ним. Он тяжело опустился на колени на лед перед ними.

— Повелители, — произнес он, запинаясь.

Лекторрас уставились на него с нескрываемым отвращением.

— Что ему надо? — спросил юноша Сиронн.

— Могущественные, — прошептал мужчина, — я слеп на левый глаз.

Старшая девушка очень тщательно и ясно произнесла на языке деревни: