Энджи обхватила себя руками за талию и перегнулась пополам. Ей казалось, что она умирает.

– Я заехал в больницу, – сказал ей Сэм в кебе. – Мне сказали, что у Дейзи была тяжелая ночь, но, когда я был там, она спала.

– Я тоже была в больнице, – ответила Энджи. – Должно быть, мы просто разминулись.

Под глазами ее после бессонной ночи появились темные полукружия, а скулы казались туго обтянутыми кожей. Прядь темных волос выбилась из локона на шее и волной упала на плечо. Бог знает, что она подумала о том, как выглядит он.

В девять часов утра хозяин салуна разбудил Сэма после недолгого часового сна, который сморил его внезапно. Он проспал этот час, упав на стол для покера, крытый сукном. Завтрак не слишком помог ему. На сердце у него скребло, голова болела так сильно, что боль стучала в виски и в лоб, а глаза налились кровью. Он разыскал парикмахерскую и заплатил за бритье и стрижку, но это лишь слегка скрасило его вид. Его куртка и штаны были мятыми, пахли дымом и виски. Он был сам не свой.

– Славный денек, – сказала Энджи, нарушая неловкое молчание. Она говорила с ним, отвернувшись и глядя в окно. – Не слишком жарко и не особенно холодно. – Неужели это все, о чем они могли поговорить? О погоде?

– Почему ты все время одергиваешь юбку?

Она бросила на него быстрый взгляд, потом опустила глаза на свои колени.

– Она слишком коротка, и видны чулки.

Это было правдой. Он мог видеть носки ее маленьких ботинок и с полдюйма светлых чулок. Это зрелище привело его в ярость. Энджи приехала сюда с таким количеством багажа, в том числе и одежды, что можно было бы открыть небольшую лавку. После шести месяцев жизни с Сэмом Холландом она уезжала в плохо подогнанной чужой одежде и всего лишь с маленьким чемоданчиком. Его горло сжала судорога отвращения к себе. Если он еще нуждался в доказательствах, что без него ей будет намного лучше, то достаточно посмотреть на эти чулки, на дюйм видные из-под юбки.

Поездка на вокзал казалась бесконечной. Он провел рукой по подбородку.

– Прошу меня простить за опоздание.

Энджи поправляла перчатки и смотрела куда угодно, только не на него.

– Мне следует что-то сказать об этих нескольких месяцах, что я прожила с тобой и твоими дочерьми. – Она вдруг зарделась, потом махнула рукой. – Не важно. Забудь. Не об этом речь.

Он подумал, что и он должен что-нибудь сказать, но все казалось неуместным.

Она набрала в грудь воздуха и посмотрела ему в глаза:

– Я не сержусь на тебя, давно уже не сержусь. То, что случилось десять лет назад, в такой же степени моя вина, как твоя. Моя вина даже больше.

– Это не так, Энджи. Я кругом виноват. Мне не следовало выпускать тебя из комнаты. И если бы я умел настоять на своем… – Он покачал головой. – Черт возьми, сейчас это уже не имеет значения.

– Я понимаю, почему в твоей жизни появилась Лора, понимаю, почему ты сделал то, что сделал. И я рада, Сэм, что у тебя есть эти девочки. Они чудесные.

Теперь до Сэма дошло, почему Энджи не хочет прощаться с Люси и Дейзи. В ее тоне звучала окончательность разлуки, и сердце Сэма сжалось от тоски. Он не мог этого вынести и возблагодарил Господа, когда коляска наконец остановилась среди сутолоки и неразберихи, царивших возле вокзала.

Сэм помог ей выйти из экипажа, расплатился с кебменом и подхватил ее чемодан. Но она отказалась от его помощи.

– Тебе незачем провожать меня и ждать, пока поезд тронется.

– Не глупи, – огрызнулся он.

В желудке у него творилось черт знает что, в голове гудело. Внутри он ощущал пустоту и злился на весь мир.

– Твой поезд уходит через двадцать минут. Я могу уделить тебе эти двадцать минут и выглядеть джентльменом?

– Ну, не стоит так лезть из кожи вон ради меня, – ответила Энджи резко, и в голосе ее прозвучало такое же раздражение, как и у него.

Подхватив свою слишком короткую юбку, она пошла впереди, продираясь сквозь толпу со столь знакомым ему видом, будто в ней была заключена шипучая смесь. Сэму не оставалось ничего, кроме как следовать за ней.

Когда они добрались до платформы, кондуктор принял у Энджи билет, улыбнулся и отдал ей честь, коснувшись форменной фуражки.

– Есть еще несколько минут до последнего звонка.

– Я предпочитаю сесть в поезд прямо сейчас, – сказала Энджи смущенно.

Если она хотела расстаться с ним таким образом, пусть так и будет. Попрощаться теперь лучше, чем стоять еще пять несчастных минут молча, потому что сказать больше нечего.

Она повернулась к нему, глядя на него сощуренными глазами:

– Хочешь получить назад свое кольцо?

– Что?

– Не знаю, каковы правила, но, думаю, мужчине следует получить назад свое кольцо.

– Ради Бога, Энджи. – Сэм вытаращился на нее. – Нет. Мне не нужно это кольцо. Продай его. Выброси в озеро Мичиган. Мне все равно. Только не сообщай мне, что ты с ним сделала.

– Ну ладно. – Она с трудом глотнула и протянула ему руку: – Прощай, Сэм. Желаю тебе счастливого будущего, здоровья и процветания.

Он пожал ей руку:

– Надеюсь, ты обретешь жизнь, на которую рассчитывала. Де Грут сделает тебя счастливой.

На ее губах появилась едва заметная улыбка, но глаз она не коснулась.

– Питер позвонил мне тогда, чтобы спросить, вполне ли я уверена, что не хочу выходить за него. Я ответила, что вполне уверена.

Его рука сжала ее руку крепче. На мгновение дыхание его остановилось. Потом Сэм осознал, что ничего не изменилось. Если это будет не Де Грут, то появится кто-нибудь еще. Такая прелестная женщина, как Энджи, не останется незамеченной богатыми и процветающими искателями ее руки.

Энджи подскочила, а Сэм дернулся, когда раздались свисток поезда и шипение пара у них за спиной.

Энджи вынула платок из своего дурацкого маленького ридикюля и промокнула глаза.

– Это от пара, – объяснила она, сморкаясь. – Я… скажи девочкам, что я люблю их!

Она повернулась и ринулась к кондуктору, чтобы он помог ей взобраться по ступенькам в вагон.

Сэм подал ее чемодан кондуктору, а потом, ощущая внутри смерть, двинулся назад по платформе и, дойдя до здания вокзала, прислонился к стене.

Итак, это случилось. Его жизнь потеряла смысл. Он бесстрастно смотрел на суету и толкотню последней минуты перед отходом поезда, слышал скрежет металла, вглядывался в клубящиеся облака горячего пара.

Энджи намеренно выбрала место по ходу поезда, чтобы не поддаться искушению выглянуть из окна и увидеть Сэма, наблюдающего за ее отъездом, как он и обещал ей. К тому же она не хотела, чтобы он видел ее слезы.

Черт бы его побрал! Будь проклята его гордость! Он держал ее в своих объятиях и занимался с ней любовью. Конечно, она не была ему безразлична, ну хоть немного. Как он мог отпустить ее? Снова. Как он мог это сделать? Как он мог опять так больно уязвить ее?