— Руки на затылок! — проревел синий колосс. — Лицом к стене!

Стажера медленно выносило из сна. Наплывали стены отсека, неясные формы очерчивались узнаваемым инвентарем гермокупола. Антон вскочил, шатаясь со сна и понимая, что происходит несчастье. Неловкими руками напялив шлем, он нашарил на поясе пистолет-парализатор. Красно-лиловая вспышка осветила коридор, пронзительное шипение ударило по нервам, как резкий ночной звонок, неожиданный и пугающий.

— Стоять!

— Беги, Инга, беги!

— Буду стрелять!

— Сволочь!

Вой плазмы, грохот падения, крик боли и страха. На пороге гермокупола выросла громадная фигура, закованная в тяжелую броню. Пурпур-исполнитель (а кто бы еще это мог быть?) сильно пригнулся, переступая комингс, и Антон, не думая, руководствуясь неким древним рефлексом, дважды выстрелил по черному лоснящемуся шлему БК. Пурпур как стоял, так и упал, звонко стукнувшись о пол головным сегментом. Постоял в исходном положении перед кувырком и завалился набок.

— Отходим! — послышался в наушниках голос Жилина. — Георгий, к агрокуполу! Наташа, Инга, Зина! Быстро, быстро! Антон!

— Я! — крикнул стажер.

В коридоре скрестились голубые лучи ПП, зеленые и красные — дезинтеграторов. Горячие выхлопы парализаторов глушились раскатистым воем лучеметов.

Антон вырвал из рук иммобилизованного пурпура плазменный излучатель «Мьелнир», поставил на боевой взвод… и тут его словно окунули в черную замерзающую воду. Отрезало все звуки, тело сковало, будто льдом. Закольцованная, кружилась последняя мысль: «Аварийный люк… в спину стрельнули… аварийный люк… в спину… аварийный…» Крутнулась думка краешком гаснущего сознания и смерзлась.

Первое, что почувствовал Антон, очнувшись, была тряска. Потом лопатки его ощутили нечто большое, мягкое и выпуклое. Фиолетовая капуста. Глаза устремились вверх, к багровым тучам, несущимся в высоте наискосок. Стажер судорожно вдавил ладони в дрожащий склон — ему показалось, что он скатывается с горы. Но пальцы ощупывали упругий рубчатый пол. То плавно, то резко качались высокие борта. Он сидел в песчаном танке. Полкузова было загружено фиолеткой, а чтобы кочаны не катались «тудым-сюдым», под них подбили колодки. У борта, уныло качая шлемом, сидел Оскар. Его пыльный сапог почти касался черного бронескафандра, согнутого буквой «Г». Исполнитель вытянул ноги в толстенной, четко сегментированной броне, а спиной прижался к кабине. Он не шевелился. Лучемет, лежавший у него на коленях, был наставлен на Оскара. Спросить, не спросить? А, хуже не будет!

— Оскар! — тихо позвал Антон. Фигура в спецкостюме вздрогнула, повернулся пыльный шлем.

— Где все?

— Ушли! Успели…

— Не разговаривать! — залязгал исполнитель. Дуло лучемета дернулось, поглядело на Антона, на Оскара и со стуком вернулось на место. А стажер повеселел. В теле жила слабость и дрожь после стан-излучения, но дух окреп. «Наши ушли!»

Танк покатился с горы, глухой шум песка, бьющего в днище, сменился тарабанящим градом камешков. За гермокабиной поднялись прыгающие агрокупола, окрашенные рассветом во все оттенки красного. Ломаная линия Изиды четко делила небо и грунт, и лишь в одном месте скалы светились размытой алой полоской — вставало Солнце. Почему-то здесь, на Марсе, язык не поворачивался назвать светило с маленькой буквы. Звезда все-таки…

Высокие борта то загораживали вид, то открывали его. Пологие песчаные холмы, неотличимые от них внешние скаты кратеров… Сажные глыбы, густо усеявшие неяркий оранжевый песок… Удивительно даже — из космоса краски такие насыщенные, а на поверхности все размывается…

Буря усиливалась. Плотные волны газа, шебурша пылью, ощутимо дули в борт. По пустыне мело, безугомонный ветер гнал туманные полосы, закручивал вихорьки, порой весь Марс терялся в пыльном шатании.

Антон стал готовить себя к подвигу. Жаждал вкусить героических будней. В воображении даже мелькнула картинка, исполненная строгого достоинства и скорби: «Награждается посмертно…» Фу-ты, чепуха какая! Он представил себя крадущимся вдоль коридоров Соацеры… Метко отстреливающимся от вражьих сил… А потом он подходит к Яэль — она стоит у окна, вот так, к нему спиной, — он обнимает ее… Антон вздохнул. Вечно у него одно на уме… Так, правильно, если они ходят, крутят… То Яэль, то Наташа, то эта… Инга. Вот и идет на ум…

Малая сила тяжести делала сносным сидение на твердом, и Антон задремал. Ему что-то даже приснилось. Танк тряхнуло, и он открыл глаза. Посмотрел на клевавшего носом соседа — марсианская заря расцветила Оскаров шлем в малиновые тона — и словно очнулся. Бежать надо, бежать! Надо. Но не сейчас. Слабость такая… Антон попробовал сжать пальцы в кулак, и у него ничего не получилось. Станнер совершенно лишил его сил. Что-то пихнуло его под правую руку. Антон посмотрел вбок, не поворачивая шлем. Это кочан фиолетки болтался — подпорку растрясло. Антон медленно подтянул под себя ногу и уперся подошвой в колодку.

«Подъезжаем». Над кабиной поднимался огромный прозрачный купол города-порта. Над головой проплыла воротная рама шлюза. Танк вкатился в грузовой тамбур.

— Пропустить! — скрипнуло в наушниках.

Антон сжал кулак, стал напрягать мышцы — возвращается сила… Теперь, если выпрыгнуть, не свалишься кулем. Проходило действие парализующего луча, и чувства тоже словно бы размораживались, оттаивали — и саднили душу. Страхом, отчаянием, безысходностью. Он безоружен, а вокруг пурпуры. Враги. И Локи волен сделать с ним что угодно — превратить в исполнителя или, того хуже, сделать своим агентом и вернуть к добровольцам. Чтобы предавать ребят, Жилина, всех подряд. Подрывать ополчение изнутри. Вот где страх!

Пронзительно шипя, раздвинулись ворота шлюза. Песчаный танк заворчал двигателем, лязгнул и выкатился на Главную улицу. Борта мешали, открывая жилые блоки лишь со вторых этажей, но кое-что было видно — полосы копоти на стенах и звездообразные черные сквозины прямых попаданий, занавеска, свисающая из распахнутого иллюминатора… Мертвый город.

Танк свернул на Окружную, влез на Южный Вал, и Антон решил: «Пора!» Пяткой отодвинув колодку, он подтянул ногу. Транспортер одолел перекресток и стал спускаться. Тяжелый кочан, продавливаясь, как спущенный мяч, бесшумно покатился и подмял под себя пурпура-исполнителя, придавив тому ноги. Пурпур дернулся, и массивная Капустина затрепыхалась, но дожидаться, когда заработает система мышечных усилений БК, Антон не стал. Ощущая разбитость в теле и онемение, стажер ухватился за борт и перебросил себя в синие кусты. Будто на вилы. Тут же, как огромное мягкое ядро, прошелестел кочан и грохнулся в заросли, лопаясь и хрустя сочной мякотью. Разъяренный исполнитель выпрыгнул из кузова, поджимая ноги и стреляя по кустам. Он взлетел выше кабины, но соскочил по ту сторону танка и с треском заворочался в синей поросли. Видимо, Оскар тоже чесанул. «Удачи», — подумал Антон и понесся, пригибаясь и петляя меж бугристых стержней марсианского саксаула, выдирая ноги из проволочных клубков синей травы. Лязг и взревывание танка стихло, треск кустов и хлопки выстрелов за дорогой отдалились настолько, что казались уже неопасными. Антон вздохнул. Он остался совсем один.